Впрочем, отдельные призывы к прекращению кровопролития прозвучали уже в первый год войны. Это были прежде всего индивидуальные выступления членов миротворческих организаций, духовенства, представителей европейской, в том числе русской, интеллигенции. Среди них следует упомянуть воззвание бельгийского адвоката, главы Международного бюро мира А. Лафонтена “О чем должны сказать пацифисты” (ноябрь 1914 г.), воззвание Б. Рассела “К интеллигенции Европы”, воззвание папы римского Бенедикта XV “К народам и правительствам воюющих стран” (июль 1915), антивоенные статьи и стихи русского поэта, художника и мыслителя М.А. Волошина (1914–1915) и др.[263]
Помимо этого прозвучали и коллективные антивоенные призывы некоторых миротворческих организаций. Так, твердую волю к миру выразила конференция социалистов нейтральных стран в Копенгагене 17–18 января 1915 г.; в апреле 1915 г. страстный протест против войны был выпущен Международным женским конгрессом мира в Гааге. В России война вызвала протесты прежде всего толстовцев. Они выступили с рядом антивоенных воззваний, проникнутых евангельским духом и звавших к примирению[264]. Следует отметить, что в то время любая антивоенная деятельность требовала немалого мужества: противники войны в разных странах рисковали быть обвиненными в государственной измене. Так, выпустившие свои воззвания толстовцы были арестованы, и суд приговорил их к различным срокам каторжных работ.
Что касается социал-демократических движений разного толка, то они не выработали “последовательно принципиальной, безоговорочно антивоенной позиции”. В лучшем случае они считали войну нежелательной, но неизбежной, в худшем (как это было с большевиками) — желательной потому, что она даст им возможность превратить ее в гражданскую и свергнуть существующие правительства[265]. Придя к власти, большевики в России первыми пошли на сепаратный и унизительный для достоинства русского народа мир с Германией, но не потому, что перешли на пацифистские позиции, а потому, что боялись германского наступления и стремились привлечь на свою сторону войска, занятые на германском фронте[266].
Начиная с Руссо, понятие мира в умах многих его сторонников стало тесно связываться и с понятиями социальной справедливости, равенства, демократии и свободы. Однако и Французская, и в особенности Русская революция 1917 г. показали, что стремление к социальной справедливости и свободе как основам будущего мира и благоденствия зачастую приводит к самому бесчеловечному насилию и попранию элементарных человеческих прав. Кровопролитная гражданская война, жестокости террора, как красного, так и белого, вовлекавшего все более широкие слои населения, и, наконец, беспрецедентная волна насилия, которой были отмечены первые годы правления большевиков в России, — яркий пример того, что благих целей нельзя достигнуть неправедными средствами.
Жестокости гражданской войны и правящего большевистского режима наполнили сердца многих людей отвращением и ужасом. Об этом свидетельствуют многие воспоминания русских писателей-очевидцев[267].
Именно неприятие насилия и братоубийственной войны привело к массовой эмиграции мирного населения — семей адвокатов, врачей, писателей, университетских профессоров и преподавателей школ и гимназий, купцов, банкиров, мелких и средних предпринимателей и многих других в Европу и Америку. Этот массовый исход, масштабы и значение которого до сих пор остаются еще мало изученными, следует считать первым осознанным или подсознательным пассивным протестом против революционного и государственного насилия 1917–1922 гг. Доказательством тому является тот факт, что русские философы-эмигранты Л. Карсавин, И. Ильин, Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк, Н. Лосский и др., в значительной мере выражавшие общее настроение уехавших из России, считали установленный там политический режим “властью зла, террора, заговора”[268]. Этот протест отчетливо прочитывается в произведениях русских эмигрантов, опубликованных за рубежом. Они показывают, что русская эмиграция тех лет носила в значительной мере духовный характер[269].
Но и в России в годы революции и гражданской войны встречались яркие примеры миротворческой мысли и ненасильственного протеста. Отметим сразу, что данный вопрос нуждается в дальнейшем углубленном изучении. Здесь приведем три наиболее очевидных примера.
263
См.: Мир // Peace: Альтернативы войне от античности до конца второй мировой войны. М., 1993. С. 160–165; Павлова Т.А. “Всеобщий примиритель”: Тема войны, насилия и революции в творчестве М. Волошина // Долгий путь… С. 250–254.
264
См.: Булгаков Вал. “Опомнитесь, люди-братья!” История воззвания единомышленников Л.Н. Толстого против мировой войны 1914–1918 гг. М., 1922; Антивоенное воззвание толстовцев // Долгий путь… С. 243–244.
267
См. например: Шмелев И.С. Солнце мертвых. М., 1991; Бунин И.С. Окаянные дни. М., 1990; Мелъгунов С.П. Красный террор в России. М., 1990; Никифоров-Волгин В.А. Дорожный посох. М., 1999, и др.