Роман почувствовал, как все его шесть лап наливаются силой. Они были созданы не для того, чтобы ползать по лугу, они предназначались для стремительного бега сквозь заросли, для лазания по скалам, для того, чтобы враги хрипели в стальных, беспощадных объятиях.
И тогда он понесся вперед. Земля вздрагивала от его прыжков, и на ее поверхности оставались глубоки© рваные царапины, а Роман все наращивал скорость, не зная еще предельных возможностей своего нового тела. Стена леса постепенно превратилась в серую ленту, ветер засвистел в ушах льва нездешнего, чужого мира…
Пробивая головой сплошные непроходимые заросли, переламывая, как спички, деревья, Роман несся вперед. Но даже теперь, в этом стремительном беге, он не мог остановить процесс, набиравший разгон в его сознании. Процесс понимания. Процесс поиска истины.
Элию похитили, но эликсир он купил еще раньше, именно он и никто другой… И вот теперь он превращен в зверя, обладающего чудовищной силой. Для чего и кем? Сам по себе эликсир мог разве что отравить его. Но вмешались какие-то могущественные силы. Что они от него хотели? Что им было нужно? Освобождение Элии? Наверняка существовали для этого более простые способы. Вряд ли вообще их может интересовать подобная мелочь. Значит, за его превращением скрыт иной, непонятный пока смысл.
Кто они, эти силы? Старец у дерева? Само дерево? Вещее озеро? Скала солнца? Или все это разом? Вся планета целиком со всеми ее озерами, реками, деревьями, духами гор… Тогда цель должна быть такой же огромной, как и усилия, затраченные на ее достижение.
И Элия, и сам он со своим новым телом — всего лишь эпизод в борьбе неведомых титанических сил. Игрушка в их руках. А его страдания? Его сомнения? Его разум и воля? Учли ли они их или тоже сбросили со счетов, как не имеющие значения мелочи?
Что если он решит не подчиниться? Но как можно не подчиниться, если нет никакого приказа? Если их цели совпадают с его желаниями? Чего же они хотят? Уничтожения летунгов? Он тут же отбросил это предположение. У тех, кто сделал его зверем, наверняка существовали для этого более простые и действенные способы.
Возможно, он лишь крохотное звено в огромной цепи причин и следствий, протянутой сквозь века. Тогда тем более невозможно понять смысл тому, кто видит лишь маленькую частицу истины. И все же он пытался…
С его сознанием что-то сделали, что-то такое, чего он не может понять до сих пор. Часть его личности как бы изъяли, а взамен вложили нечто другое. Маленький механический человечек, составленный из двух особей. Особи идеально подходили друг другу в этой сложной конструкции. Иначе они просто не смогли бы взаимодействовать… Окончательный вызов им он бросил в подземелье. Сейчас во всей этой фантасмагории лишь память об Элии представлялась ему чем-то реальным и надежным, прочным островом в туманном океане.
И, пожалуй, единственное, что он может сделать в своем положении, пока не поймет смысла хотя бы ближайшего хода — это извлечь выгоду из тех сил и возможностей, которые ему подчинили в ходе игры.
Нет, не для себя… О себе он сейчас не думал. Он вспоминал ее улыбку потерянной девочки там, у подземного озера, беспомощный, но полный сочувствия взгляд. Он появился в ее судьбе как игрушечный заяц, надетый на чью-то ведущую его — к неизвестной цели руку…
У механической игрушки, составленной из двух сущностей и превращенной в зверя, не может быть никаких чувств! Но они были…
Глава 9
По шершавым, холодным от утреннего ветра ступеням Элия поднялась на городскую стену. Никто ей не препятствовал, и теперь она стояла лицом к пропасти на широком, не меньше метра, верхнем ребре стены. Далеко внизу, куда едва достигал ее взгляд, река плавно изгибалась в предутреннем тумане, скрытая щетиной лесов.
Она подумала, что позже, когда ее не станет, река все так же будет равнодушно биться о берега.
Если пристально всмотреться, даже с такой высоты можно рассмотреть под скалой нагромождение обломков, остатки оружия и трупы людей, которые так и не смогли унести ее соотечественники.
Осада окончена, россы отброшены, разбиты… Она не знала, жив ли еще Роман. Она этого так и не узнает.
Ее никто не торопил; никто не вынуждал к исполнению решения. Она сама выбрала это утро и теперь хотела дождаться восхода, чтобы в последний раз увидеть свет солнца. Человек, не увидевший его в последний день своей жизни, опускается в серый мир теней.
Солнце, словно понимая, что в это утро не следует торопиться, спряталось за грядой темных облаков. Время шло. На стене становилось холодно, усиливался предрассветный ветер. Оглянувшись, Элия видела позади себя ненавистный город летунгов. Время от времени силуэт человека-птицы появлялся над его крышами, но никто не обратил на нее внимания. “Каждый здесь полностью предоставлен своей судьбе”, — подумала она словами нувки. Никто не сложит для нее погребального костра, ее кости смешаются с костями воинов, погибших под скалой. По крайней мере, в смерти она не останется одинока. Возможно, там уже лежит тело Романа, и тогда они все-таки будут вместе. Хорошо, если это так. Говорят, последнее желание всегда сбывается. Пусть это ее желание сбудется…
Солнце, проломив наконец хребет туч, выползло из-за красноватого горизонта. Элия почувствовала на лице прикосновение его лучей, сделала свой предпоследний шаг к краю стены.
Теперь между ней и пропастью не было даже узкой полоски камня. Она старалась не думать о предстоящем долгом падении. Хотя знала, что мужество ей не изменит в последний момент. Ей хотелось запомнить этот мир тихим и неподвижным, каким он был в эту минуту. Лишь у далекого изгиба реки кто-то скакал на белой лошади. Этот всадник нарушал общую картину покоя. Обычно лишь вестники скачут на белых конях, какую весть он несет и кому?
Всадник между тем миновал последний перевал, отделявший его от поворота перед скалой летунгов. Его движение завораживало, приковывало внимание, мешало подготовиться к последнему шагу, и Элия решила подождать, пока он, закончив свой путь вдоль реки, скроется из глаз.
Но как только всадник показался из-за поворота, она поняла, что это левран. Животное, которого на самом деле не существует. Лишь в древних сказаниях его мифический силуэт иногда вырезали на рукоятках мечей тех, кто заслужил своей безудержной храбростью эту великую честь…
Но вот теперь живой левран мчался по берегу реки. Он повернул к ней. Пораженная Элия не могла понять, что происходит, неужели его прислали из далекого края, в котором живет солнце? Неужели левран пришел специально, чтобы забрать ее душу?
Левран между тем, не задерживаясь на берегу, повернул к скале летунгов. Казалось, он не плыл по поверхности воды, а несся по ней гигантскими скачками, столь стремительным и бурным было его продвижение к цели. Едва выбравшись на узкую полоску берега перед скалой, он бросился вперед, словно не заметив препятствия. Секунду назад он перемещался вдоль поверхности земли, а теперь с такой же скоростью поднимался по отвесной скале… Элия не понимала, как у него это получилось, но он несся к ней навстречу по отвесной скале, он приближался… Человек в безвыходной ситуации, готовясь к самому последнему шагу, всегда надеется на чудо, и если его надежда сильна, чудо иногда происходит…
Левран спешил, и клочья речной пены, слетая с влажной шкуры, оставляли на поверхности камня темные, четкие следы.
Стражи на стене наконец заметили его, и предупредительный крик тревоги понесся над городом. Дежурные летунги взмыли в воздух и бросились навстречу леврану.
Первый удар Роман почувствовал, когда был уже на середине скалы. “Теперь они не успеют”, — подумал он.
Внизу, у подножия, он не потерял ни секунды, хотя до сих пор не понимал, почему, не задумываясь, бросился на отвесную стену.
Его тело само знало, что и как нужно делать. Круглые подушки на лапах оказались мощными присосками, а когти входили в твердый камень, как в масло, словно были сделаны из алмаза.
Роман поднимался по стене без всяких усилий, словно шел по ровной поверхности. Даже скорость почти не замедлилась, и потому его противники опоздали. Два летунга кружились недалеко от его головы, не представляя, какая опасность им угрожает.