– А вокруг города установят сплошной периметр. Чтобы не было как на биостанции... — Он запнулся, видимо, не хотел этого говорить, но вырвалось.
– И до каких пор? — спросил Ким.
– Пока не утрясется.
– Так, может, вообще не утрясется, — ответил Пестель. — Подумайте, как это, — он обвел рукой и улицу, и сизое небо над собой, и неподвижные, словно нарисованные, деревья, — как это может утрястись?
– Ты очень странно рассуждаешь, — сказал Эдик. От волнения акцент у него стал заметнее. — Если началось, то может и кончиться.
– Ничего не кончится, — буркнул Пестель и стал разворачивать велосипед, чтобы ехать домой.
Перед этим он, конечно, забрал у Ростика мышонка. Судьба у того была незавидная, он должен был погибнуть под препарационным скальпелем великого любителя и знатока всего живого. Впрочем, подумал Ростик, это неправильно — осуждать человека, потому что не смыслишь в его деле.
Внезапно за калитку своего дома вышла Люба. Она оглянулась, заметила ребят, подошла. Ростик с удовольствием посмотрел, как она идет.
– Мама приходила, — сказал она, — объявлены мобилизационные мероприятия.
– Точно знаешь? — спросил Эдик. Иногда его кавказская грамматика не соответствовала природной вежливости.
Люба вытянула из кармашка листок размером с четверть листа. Это было написанное от руки предписание. Ростик подумал — неужели теперь мы никогда не вернемся к цивилизации?
– Тебя, что ли, забирают? — спросил Антон. В голосе его отчетливо зазвучали сварливые нотки.
– Маму. Она как директор... В общем, подлежит призыву.
– Война? — спросил Ким.
– Говорят, на лагерь солдат тоже было нападение, какие-то огромные богомолы или что-то похожее.
– И еще приказано не паниковать, — сказал Эдик. Ким поднялся, возбужденно шмыгнул носом.
– Ты же журналист, давай смотаемся? У вас еще бензин остался?
– Нет, не получится. Я должен сдать материал в редакцию.
Он не уточнял, какой материал и зачем он нужен редакции. Но переспрашивать его никто не стал. Ким просто повернулся к Ростику.
– Рост, а ты?
– Если тут просиживать, ничего не узнаем. Следовательно, — сказал он, поднимаясь, — нужно ехать.
Больше их никто не поддержал, наверное, еще не обедали, а есть тут почему-то хотелось зверски. Но доехали ребята только до завода.
Дорога тут оказалась перегорожена бревном, уложенным на два деревянных ящика, и стояло несколько солдат с автоматами. Еще несколько солдатиков сидело в стороне, в тени. Всем командовал тот парень, которого утром опускали в колодец, по фамилии Квадратный. Хотя, не исключено, это было прозвище, и довольно точное.
После недолгого препирательства пришлось возвращаться. Проезжая новостройки, они вдруг услышали заливистый голос и, свернув за угол, чуть не врезались в колонну ребят, которыми командовал мрачный темноволосый старшина. Он вел их в окружении пяти солдат с карабинами, словно конвоировал пленных. Сходство еще больше усиливалось молчанием мобилизованных, их понурым видом и штатской, неудобной одеждой. Многие несли за плечами солдатские сидоры, у одного был туристский рюкзак. Ребята освободили им дорогу, потом Ким сказал:
– Вот и началась мобилизация.
Но Ростик даже не кивнул. Ему вдруг в голову пришла отменная идея, он даже не мог понять, почему она не появилась раньше.
– Слушай, Ким, а ведь у отца есть аварийный комплект рации в мастерской.
– Ну и что?
– Ты что, не понимаешь? Она не требует электричества, ее можно использовать, если кто-то будет просто крутить маховичок.
До Кима дошло.
– Что же ты раньше не сказал?
Они добрались до дома и в спешном порядке отыскали рацию. Она оказалась вполне в норме, маховичок, вращаемый специальной ручкой, зажужжал, вырабатывая необходимый для устройства ток. Потом Ростик натянул большие, обтянутые замшей наушники и покрутил настройку.
Судя по всему, рация работала, и гораздо лучше, чем думал Рост. Но поймать хоть что-то понятное не удалось. Отругав себя за то, что плохо слушал объяснения отца, когда тот пытался научить его ловить станции, различать их и поддерживать с ними контакт, он дал послушать Киму, а когда и тот ничего не понял, ребята нашли проволоку и подсоединились к стационарной антенне, которую отец сделал на крыше их дома. Но и с усиленной антенной они только зря крутили ручку аппарата. В наушниках потрескивало, шелестело, иногда жужжало, иногда Ростику даже казалось, что он ловит звуки какой-то далекой, незнакомой речи, но ничего конкретного не ловилось.
Провозившись несколько часов, даже проголодавшись и снова перекусив, ребята поняли, что если с машиной все было в порядке, значит, никому в зоне досягаемости их антенны не известно не только радио, но и электричество вообще, потому что ни разу они не наткнулись даже на рев несущей.
Когда стрелки часов стали подползать к четырем, приехала усталая мама. Она заставила мальчишек натаскать воды из колодца в бочку и стала возиться на кухне. Ким, опомнившись, засобирался, и хотя Ростик уговаривал его остаться еще немного, все-таки отправился домой.
Тогда они остались вдвоем. Поужинав, сели в саду под вишней. Мама вытянула ноги, за один день они стали какими-то не такими, как Ростик привык, — более толстыми, натруженными. Он присел, попытался помассировать лодыжки, но мама лишь печально улыбнулась.
– Не помогает.
– А в чем дело-то?
– У стариков сердечные атаки, пришлось ходить по всему городу. Замучилась. — Вдруг она стала очень настороженной, как будто услышала что-то непонятное. — Но вот что странно. Такие перетряски должны вызвать более неблагоприятный клинический фон. А у нас даже спятивших всего-то человек пять оказалось... Складывается впечатление, что всех, в целях безопасности, анестезировали каким-то очень мудрым образом. Никто, по сути, не волнуется, не болеет, даже не очень переживает, что мы тут оказались.
– Не знаю, — вздохнул Ростик. — Может, кто-то и не переживает, а вот разлука...
И лишь потом сообразил, что говорить об этом не следовало. Глаза у мамы стали такими, что он чуть не вздрогнул. Но она не произнесла ни слова.
Они посидели еще немного. Вдруг солнце нахмурилось и погасло. Оказалось, вечера тут практически не было.
5
Ребята с оружием из мобилизационного участка явились ночью. Они торопились сами и торопили Ростика. Впрочем, когда стало ясно, что он никуда удирать не собирается, они затопали дальше по улице, попросив его поторапливаться. Потом зашли к Киму, Пестелю и даже кому-то из девушек. Колонна формировалась быстро, как будто все только этого и ожидали.
Зато когда народу стало много, вооруженные конвоиры, возникшие по бокам, довольно-таки раздражали. Пестель спросил Ростика:
– Ты не знаешь, зачем они устроили этот маскарад? Не могли призывников вызвать повесткой? Опасаются массового дезертирства в необжитые окружающие просторы? Нам ведь через пару часов, наверное, оружие вручат? Не опасаются, что мы его не по назначению используем?
Тогда Ростик высказался в том смысле, что повестки скорее всего уже не на чем печатать. Это подействовало, но плохо. Каждый понимал, что начальники решили, так сказать, подстраховаться. То, что это было проделано в форме, оскорбительной для большинства мобилизованных, их не задевало.
Потом началась работа. Поступил приказ окапываться по периметру, тянуть колючую проволоку, строить эшелонированную оборону, выставлять заслоны, разбивать сам город на сектора и квадраты, патрулировать, выставлять посты и наблюдательные пикеты, возводить на передовой долговременные огневые точки и организовывать коммуникации... Это был какой-то ад, люди ели урывками, работали по нескольку суток без сна, без понимая того, что они делают, часто даже не умываясь по нескольку дней, потому что вода стала редкостью. Все колодцы к утру второго дня пребывания Боловска в новом положении были взяты под охрану, а на воду ввели карточки.