– А Антон, - Ростик кивнул в сторону вновь набирающей высоту и скорость лодки, - станет пилотом?
– Если это и впрямь Бурскин, - пробормотал Серегин, - то ему сегодня нагоняя не избежать. Но он не безнадежен.
Ростик набрался духу и произнес:
– Вообще-то я тоже прибыл для дальнейшего, так сказать, прохождения службы.
– Что, тоже решил стать пилотом? - глаза Серегина почти враждебно сузились.
Наверное, у них тут столько народу перебывало, что они о новичках уже слышать не могут. Ростик усмехнулся.
– Я был и остаюсь разведчиком. Так сказать, пользователем этих пташек. Если мне найдется место в кабине с пушечной турелью, я буду считать, что это в самый раз.
– А, наблюдатель, - Серегин успокоился. - Это можно. Хотя, при твоих отношениях с Кимом, он тебя непременно сунет в пилотскую кабину.
Ростик вздохнул, стараясь не выдать мигом возникшего азарта.
– Ну, тогда, может, мы его позовем и приступим к делу?
35
По сравнению с тем, каким он показался Ростику во время последней встречи, Ким выглядел очень веселым и загорелым. Еще бы, подумал Ростик с завистью, он обрел свою мечту, теперь у него есть машины, на которых можно летать. И никакого значения не имела та подробность, что они появились в блеске огня и грохоте разрушений, изготовленные нечеловеческими руками, и, собственно, совершенно непонятным оставалось то, каким образом они летали.
Ким обрадовался Ростику куда как откровенно.
– Старина! - заорал он, вылетая из ангара, куда парой минут ранее удалился Серегин. - Наконец-то ты решил заняться настоящим делом.
– Если получится, - попытался утихомирить расходившегося друга Ростик.
– Получится, непременно получится, - уверенно заявил Ким. - Я сам займусь твоим обучением. И будем служить вместе. А если выйдет...
– Что? - спросил Ростик, прерывая затянувшееся, на его взгляд, молчание друга.
– Ну, я хотел сказать, может, ты пойдешь ко мне вторым пилотом? Летали бы вместе.
В этом предложении был какой-то подвох, но Ростик не стал выяснять, какой именно, он улыбнулся и хлопнул Кима по плечу:
– Если без этого не обойтись.
– Что я сказал - он тебя непременно попробует охомутать вторым номером, - сказал Серегин, выходя из ангара. - Но это в самом деле необходимо при дальних полетах.
– Тогда, - Ростик задержал дыхание, стараясь понять, во что его втягивают, - давай начнем.
– Правильно, начнем прямо сейчас, - решил Ким. - Да и момент хорош, мы вчера разобрали одну из машин, и сегодня я целое утро возился, пытаясь понять ее устройство в подробностях. Пойдем, покажу и расскажу.
– А пилотская практика? - спросил Ростик.
– До нее еще нужно на земле поломаться, - суховато обронил Серегин. Но вдруг, увидев, как один из самолетов поворачивает над дальней рощицей, с воплем бросился вперед: - Да кто ж так закладывает? Эй, есть кто на сигнальной башне - вывесить приказ четвертому садиться! Он или совсем охренел от перегрузок, или уснул к чертовой матери!..
Ростик с Кимом вошли в полумрак ангара. Впереди, под световым люком, сделанным в крыше, как под прожектором, стояла полуразобранная лодка пурпурных. Вокруг нее громоздились разные детали. У Ростика сложилось впечатление, что они были разложены в особом порядке, с особым значением.
– Он всегда такой горячий?
– Серегин? Всегда. Быть бессменным распорядителем полетов - не фунт изюму.
– А что это такое - распорядитель? Звучит как дворецкий. Что он, собственно, делает?
– Командует теми, кто взлетает или взлетел. По мере возможности, конечно, радиосвязи-то нет. Хотя для ЯКов мы ее почти наладили.
– Я его не помню раньше, до Переноса. Он из Боловска?
– Конечно, он и твоего отца хорошо знал. Только не любил на людях показываться... Он вообще особенный мужик.
– Ну, да. Не любил, но потом сразу все бросил и подался в распорядители.
Ким внимательно посмотрел на Ростика.
– Ты чего такой злой?
– А, не обращай внимания. - Ростик махнул рукой. - Это я на Серегине вымещаю оскомину, набитую от общения с городским начальством.
– Одноногого лучше не ругай, я его люблю. - Ким слегка погрустнел. - Раньше, когда у нас тут только авиетки были, я его позвал, чтобы он научил меня на них летать. Сам он ни за что не пришел бы.
– Авиетки не полетели, а он остался.
– Он сейчас едва ли не самая важная фигура тут. Серьезно. А то, что у человека появилось дело и он понял, что может приносить пользу, - что же в этом плохого?
– Да, в этом ничего плохого нет. - Ростик вздохнул. - Извини. В самом деле, не следовало так. Почему он без ноги?
– Потерял во время войны. Той, на Земле, Отечественной. После воздушного боя, с простреленными ногами, захлебываясь своей кровью, все-таки дотащился до аэродрома и потому выжил. Правда, одну пришлось ампутировать, и его перевели сначала в наземные наблюдатели, а потом вообще комиссовали.
– Любит, наверное, поговорить про войну?
– Нет, терпеть не может. Считает, что их всех подставили.
– Как это?
– Истребители всех воюющих стран имели бронеспинки, и они спасали пилотов. Потому что главным маневром в воздушном бою была атака сзади и удар по пилоту, по мотору, по хвостовым рулям.
– Это я знаю.
– А того не знаешь, что только в нашей советской и героической армии этих бронеспинок не было. И пилотов мы теряли в три раза больше, чем немцы, к примеру, и раз в пять больше, чем англичане с американцами. Именно потому, что конструкторы хотели облегчить машину на вшивых семьдесят килограммов. Для маневренности это практического значения не имело, а вот для мастерства пилотов - огромное. Понимаешь, они попросту не доживали до настоящего мастерства, их приканчивали, потому что они не были защищены. Покрышкин всю войну прошел на американских «Эйр кобрах» и выжил только потому, что у него была отличная, очень толковая защита. Так это Покрышкин, а что говорить о простых смертных?
– Да, нелегкое время было, - согласился Ростик.
– Подлое! Прежде всего подлое, а уже потом все остальное. Куска стали пожалели, а он спас бы тысячи наших летунов...
Они помолчали. Постояли. Разобранная летающая лодка лежала перед ними как огромная елочная игрушка. В ней была какая-то странная смесь вычурности и функциональности, навороченность тонких деталей и точеная красота необходимого. Экзюпери называл это совершенством плуга, потому что нечего тут было убавить, и в каждом изгибе дышал опыт, может быть, тысячелетний.
– Ладно. Расскажи, как эта штука устроена?
Ким улыбнулся. О летающих машинах он мог говорить, кажется, только с нежностью.
– Вообще-то, это телеги. У них есть четыре блина, видишь, два спереди и два сзади. Снизу они имеют особую впадину и слоистую конструкцию. К каждому из слоев подходит шина определенного качества. Вот эти, темные, сделаны из бронзы, а светлые, кажется, из какого-то дюраля.
В самом деле, круглые блины по метру в диаметре каждый и почти полметра высотой были сделаны слоистыми и имели на внутренней поверхности круглое углубление.
– Мы подозреваем, что по этим плоским шинам, или проводам, подходит та энергия, которая позволяет в блинах создавать антигравитацию или что-то такое, что поднимает лодку вверх, - продолжал Ким. - Чтобы лодки управлялись, каждый блин подвешен по принципу соединения Кардано. Как видишь, одна ось поворота дает возможно качать блин назад или вперед. Чем больше он наклонен назад, тем большую скорость теоретически можно развить, но тем меньше подъемная сила. Умение сориентировать эти два усилия на всех четырех опорных блинах и означают технику пилотирования этой конструкцией. Качание вбок вокруг продольной оси дает возможность поворачивать лодку влево-вправо и вообще держать курс. Все это требует немалых мускульных усилий.