– Вы уже обошли всех?
– Да.
– Тогда кладите лист. Вот ваша справка. И вы свободны.
Иван вышел из кабинета и направился к лифту. Но где-то на полпути его окликнул доктор Инеев.
– Господин Петровский! Разрешите вас на минуточку!
Иван обернулся:
– Я не отметился у какого-то врача?
– Нет, вы все сделали правильно. Но я забыл об одном деле. Я вам сейчас все объясню. Вы не волнуйтесь: это не займет много времени. Только нужно перейти в другой кабинет – тут близко.
Инеев спешно закрыл ключом дверь. Лихорадочные движения его рук как будто баламутили воздух – и Иван тоже заволновался.
– Что-то не так с медосмотром, доктор?
– Нет, нет. У вас все в порядке. Это в большей степени моя проблема, а не ваша. Идите за мной.
Иван, шагая вслед за Инеевым, нервно глядел по сторонам. Чистые, белые стены больничного коридора приторно освещались люминесцентными лампами из-под широких матовых плафонов. Иван заметил, что все растения, старательно и аккуратно расставленные по углам и нишам, были искусственные. Их ненастоящие, изумрудно-зеленые листья и бутоны из игрушечной розовой ткани смотрелись в усыпляющих интерьерах поликлиники странно – едва ли они могли оживить скучающих пациентов.
Доктор Инеев ловко управился с двумя замочными скважинами в добротного вида двери и жестом пригласил Ивана пройти внутрь. В кабинете царствовал густой сумрак, потому что все окна были плотно зашторены.
– Так что же все-таки случилось, доктор? – спросил Иван.
– Присаживайтесь в кресло, – сказал Инеев.
Иван уселся и пристально посмотрел на врача. Тот не сел за рабочий стол, а стоял рядом.
– Господин Петровский, к моему глубочайшему сожалению, я вынужден буду вам сообщить не очень приятные новости. Я просмотрел выписку из вашей районной поликлиники – и выяснилось, что вам в последний раз делали энцефалограмму более трех лет назад. То есть, нужно пройти исследование мозга. Но у нас здесь в настоящий момент энцефалография не работает по техническим причинам. И я должен вас отправить в другую поликлинику для прохождения этого исследования, но тут не все так замечательно.
– Еще куда-то ехать?…
– Вас подобная перспектива не радует, что понятно. А нашему главврачу влетит за то, что мы, имея соответствующий кабинет, не можем провести исследование. Обычных пациентов мы просто записываем на следующую неделю, когда все заработает. Но с вами мы так поступить не можем – вы идете по линии министерства труда, с полной отчетностью по бюллетеням нерабочего времени.
– И что же получается? – спросил Иван.
– Тут имеются два варианта. Я пишу вам направление в сто первую поликлинику – и вы туда едете завтра. Второй вариант: я оформляю вас, как будто вы прошли исследование здесь у нас.
– А это не будет иметь последствий?
– Если вы сами никому не скажете, что энцефалографии вам не делали – никто ничего не заподозрит. Все будет оформлено как надо.
– Ну, я даже не знаю…
– Вам ведь не хочется завтра ехать в еще одну поликлинику и оформлять лишнюю бумажку в отделе кадров вашего предприятия? – спросил Инеев.
– Если честно: то – не хочется совершенно.
– Вот! Сами понимаете.
– Хорошо. Пускай будет по-вашему.
Доктор Инеев откровенно обрадовался.
– Взгляните, – он указал на кресло с проводами, стоявшее в дальнем углу кабинета, – тут у нас и проходит энцефалография. Сейчас я распечатаю результаты здорового человека. И все будет хорошо.
– Мне уже можно идти? – спросил Иван.
– Конечно. Я вас не держу.
Иван встал и направился к выходу.
– До свидания, доктор.
– И вам всего хорошего. Только не говорите лишнего!
Иван медленно пошел по коридору и вскоре уперся в стену – там был поворот к лифту; но почему-то Иван не свернул туда, а направился в другой коридор. Парень двигался вдоль череды однообразных дверей, но одно узенькое окошко нарушило весь симметрический строй; к удивлению, окошко это не выглядывало во двор поликлиники – за стеклом виднелась куцая комнатка с еле освещенными зелеными стенами. Иван приподнялся на цыпочки – и разглядел кусочек кафельного пола, но не обнаружил ни одной двери в странном замкнутом помещении.
– Вы что-то ищите? – спросил басовитый голос сзади.
Иван обернулся и увидел мужчину в белом халате.
– Нет. Мне нужно на первый этаж, и я шел к лифту.
– Лифт находится в другом конце. Но вы можете спуститься по лестнице вон за той дверью.
– Спасибо, – сказал Иван.
Врач ушел. Дверь с табличной "выход" была совсем рядом, и Иван решил спуститься по лестнице.
За дверью находилась площадка с двумя пролетами. Тот, что вел вверх, до четвертого этажа не доводил, а упирался в стену с окошком – таким же маленьким и узким, как и виденное в коридоре; отличалось новое окошко только тем, что по ту сторону стекла было абсолютно темно.
Иван не стал удовлетворять возникшее любопытство – и зашагал вниз. Взял в гардеробе свои вещи, оделся и немедля покинул медицинскую обитель.
Глава 3. Воспоминания
Первые сознательные воспоминания Ивана относились к тому раннему возрасту, когда он лежал на спине в удобной коляске и глядел вверх. Коляска скрипела и покачивалась, а по потолку проносились прямоугольные огни ярких люминесцентных ламп.
– Ути, какой ты у меня хорошенький! – говорила мать, поглаживая с превеликой нежностью голову Ивана.
– Не балуй его, а то вырастет бездарем! – произносил отец грозным голосом, как тогда казалось Ивану. Но Татьяна не обращала внимания на слова мужа и продолжала сюсюкать с ребенком. Мать в тех воспоминаниях была молода, красива, огромна.
Когда Иван немного подрос и встал на ноги, его пересадили в другую коляску, в которой он уже не лежал на спине, а сидел прямо и мог крутить головой по сторонам. Родители попеременно возили его по светлым залам и коридорам, часто заезжая в магазины – мимо проносились длинные полки с пузатыми бутылками и цветастыми коробками самых разнообразных форм и размеров, стороной проезжал тучный ларек с черепичными рядами блестящих журнальных обложек, вдаль уходили длиннющие стеллажи с белесыми тарелками, чашками, чайниками. Огромность окружающего мира запомнилась ярким мимолетным видением. И еще были мерцающие бело-желтые лучи, исходившие из некоторых щелей вентиляционных решеток на стенах и потолках.
Когда Иван научился сносно ходить и бегать, а также бормотать себе под нос всякую важную ерунду и правильно различать назидательный, ругательный и доброжелательный тон в речи взрослых, – коляска оказалась ненужной и была отдана какому-то мужчине в сером комбинезоне. Тот откатил ее в служебное помещение.
– Что там? – спросил отца маленький Ваня, указывая на невзрачную дверь с надписью "КБ", за которой скрылась коляска.
– Там?… – отец на секунду задумался. – Там темный чулан и в нем живет злобный Кощей, по прозвищу Бессмертный. И если ты будешь вести себя плохо, то мы отправим тебя за эту дверь – и Кощей съест тебя!
Ваня услышал в словах отца редкую смесь интонаций – поучение, осторожность и гнев звучали одновременно, – и это его озадачило и напугало, и он решил больше у родителей ничего не спрашивать об окружающих странностях, хотя эти странности так и притягивали к себе взгляд: вечно закрытые двери без ручек и замочных скважин, тупиковые коридоры, ведущие в никуда, металлические шкафы, в которых что-то натужно жужжало, и, конечно же, дырки на стыках стен и потолков, дышавшие мерцающим бело-желтым светом.
Семья Петровских жила на восьмом этаже двенадцатиуровневого панельного дома в небольшой, но уютной двухкомнатной квартире: одну комнату занимали родители, а другую – поменьше – отвели Ивану.
Петровские часто ходили обедать, ужинать, а иногда даже и завтракать в столовую, удачно располагавшуюся неподалеку – нужно было лишь спуститься на лифте, выйти из подъезда и немного пройти по дворовой улочке к двухэтажному, приземистому дому, на котором мигала завлекающая неоновая вывеска. Внутри играла легкая, беспечная музыка, забавно звенели тарелки, и официантки в нежно-белых майках задорно улыбались и приветливо, не как теперь, выговаривали: "Здравствуйте! Вот свободный столик… Приятного аппетита… Приходите снова!"