С 1923 по 1955 год с одного лишь острова Тасмания было вывезено более двух миллионов шкурок кенгуру. Как полагают, вдвое больше при этом погибло подранков.
Истребление кенгуру началось давно и продолжается по сей день. Цифры о количестве погибших отрывочны, но выразительны.
Из одного лишь штата Квинсленд с 1950 по 1960 год экспортировалось ежегодно по 450 тысяч шкур кенгуру. В этом штате зарегистрировано 1800 профессиональных охотников на кенгуру. В среднем каждый добывает в день 25 этих сумчатых (рекорд — 140 кенгуру в день!).
Одна американская швейная фабрика специализируется на обработке меха кенгуру. Ежегодно она покупает их шкурок на сумму 140 тысяч долларов.
Охотятся на кенгуру не только из-за шкур, но и ради мяса, которое идет на корм собакам и кошкам, а также (соответственно обработанное) в пищу человека.
С 1958 по 1962 год Австралия экспортировала 7500 тонн мяса кенгуру. Примерно столько же было потреблено в самой стране. Если иметь в виду, что только задняя часть тушки кенгуру используется в мясной промышленности, то получается, что необходимо было добыть не менее двух миллионов этих животных. Особенно большой урон несут гигантские кенгуру: в это же время их было убито в одном только Новом Южном Уэльсе около миллиона. Натиск мехопромышленной и мясной индустрии на кенгуру все усиливается. Хорошо, что в последние годы новые законы сильно ограничили истребление кенгуру, но как пойдет дело дальше, покажет время.
Коала, который никогда не пьет
Кенгуру — символ Австралии, и коала — ее символ. Коала удивителен, трогателен, кроток. Зверек милый, игрушка природы, игрушка в руках судьбы, злым орудием своим избравшей алчность человека. Драгоценный раритет планеты, спасенный энтузиазмом благородных людей. Ответственность и долг перед будущим природы заставили их действовать быстро и решительно.
Коала на языке аборигенов значит «не пьет». Он и правда никогда или почти никогда не пьет. Во всяком случае пьет мало, довольствуясь влагой свежих листьев эвкалиптов. Его греко-латинское родовое имя «фасколарктос» (первые два слога греческие, два последних — латинские, как часто бывает в зоологической номенклатуре) означает «сумчатый медведь». Но коала не медведь, он слишком мал для этого и кроток (да и роду-племени другого). Но на маленького, игрушечного медвежонка очень похож.
Шерсть густая, серебристо-серая, ушки оторочены длинной мягкой опушкой. Хвоста нет. На передних лапах пять пальцев, два из них, как наш большой, отгибаясь вбок, противопоставляются трем другим, чтобы удобнее было хвататься за ветки. На задних — один первый (он же единственный без когтя!) противопоставляется четырем другим (второй и третий срослись воедино). Сумка у «медведицы» открыта отверстием назад. В ней два соска.
Если он не медведь, так кто же? Тут спор еще не решен. Есть у него черты и австралийских опоссумов, и вомбатов. Скорее всего, полагает Эллис Трофтон, он все-таки вомбат, решивший жить не на земле, как его дальние предки, а на деревьях. И только на эвкалиптах, в основном медовом и точечном (впрочем, еще двенадцать других видов этих деревьев дают ему пропитание).
И вот какое поразительное открытие сделали биохимики, исследовав листья любимых коала эвкалиптов: в них к осени, особенно в молодых, очень много синильной кислоты! Яд страшный, и не раз, бывало, гибли овцы, поев этих листьев. Так почему коала не погибает? Умирает тоже, если много съест. Но мудрый инстинкт заставляет его осенью менять диету: с медовых эвкалиптов, особенно богатых ядом, он перелезает на другие. А если таких поблизости нет, жует старые листья коварного дерева, в которых синильной кислоты мало. За сутки взрослый коала съедает около килограмма эвкалиптовых листьев. Траву, корневища, да и вообще другие растения, кроме эвкалиптов, он, кажется, совсем не ест (однако в неволе охотно пьет молоко!).
Свадьбы коала справляют в сентябре, самое позднее — в январе. Через двадцать пять дней матери рождают одного (редко двух) крохотного детеныша длиной около двух сантиметров и весом пять с половиной граммов. Он ползет сам, как и кенгуренок-полуэмбрион, в сумку. В ней висит, присосавшись к соску, шесть — восемь месяцев. Семимесячный — длиной не более двадцати сантиметров. И примерно тогда мать с молочной диеты переводит его на свой странный эвкалиптовый суп или пюре, как вам будет угодно это называть.