Киви и моа
Киви – карлики. Моа – великаны, В один подотряд объединили их зоологи. Родина киви и моа Новая Зеландия.
Киви – одна из немногих птиц, у которых хорошее обоняние. Ноздри у киви не в основании клюва, где эволюция определила им место, а на конце (в основании клюва – «усы», осязательные вибрисы, похожи на крысиные!). Сунув длинный и гибкий «нос» в сырую землю, редкостная птица вынюхивает червей и насекомых. Ест и ягоды. Жизнь киви проходит неприметно: ночами в гуще трав и кустов слышится лишь звонкое «ки-ви» – свист самцов и хриплое «кёрр-кёрр» – самок.
Днем киви спят в норах, под корнями, в кустах. Там и гнезда, устланные листвой. Дело самки снести яйцо, иногда почти через неделю и второе. Но какое яйцо! 450 граммов, 1/ 4- 1/ 7веса птицы! Самец киви насиживает тяжеловесное яйцо около 80 дней, ненадолго отлучаясь, чтобы поесть. Птенцы, оперенные не пухом, а, как и взрослые, волосовидными прядями перьев, не спешат покинуть гнездо: 5-7 дней отсиживаются, ничего не едят. Запасы желтка, предусмотрительно сохраненные под кожей, спасают их от вредных последствий недоедания в юном возрасте.
Отец водит и опекает свое немногочисленное потомство. Растут молодые киви медленно: лишь в пять-шесть лет они вполне взрослые.
Киви бегают суетливо, вперевалку, но от кустов и дыр под корнями, где прячутся днем, уходят недалеко. Пальцы на их крепких ногах длинные: не вязнут в сыром и болотистом грунте. Полосатый киви – обитатель низин Северного и Южного островов Новой Зеландии. Пятнистый киви живет в более возвышенных местах Южного острова.
В мире пернатых относительно самые большие яйца у киви (25% веса птицы!), а самые маленькие, относительно, и самые большие, абсолютно, у африканского страуса: около 1,5% веса тела птицы.
Крылья у киви крохотные, 5 сантиметров длиной, снаружи незаметны. Но интересно, что киви унаследовали от некогда крылатых предков инстинктивную привычку, отдыхая, прятать клюв «под крыло»!
«Сегодня эти древние привлекательные птицы наконец-то под строгой защитой законов, и тем не менее возможно, что вскоре их можно будет увидеть только на гербах и марках» (Готфрид Мауэрсбергер).
Когда предки маори, покинув свою родину Гавайки, высадились в заливе Изобилия, в птичьей стране Аотеа-роа, ныне известной под именем Новой Зеландии, они не нашли здесь ни одного млекопитающего, ни одного хищного и нехищного зверя, но увидели такое, что только в сказке могло случиться: «куропаток» ростом с быка!
«Куропатки» высотой до трех метров обрывали листья деревьев, небольшие ветки глотали целиком, ели травы, семена, а людей поначалу совсем не боялись. Ходили неуклюже на двух толстых ногах, летать не умели. Не было крыльев.
Такая дичь (и яйца в семь килограммов) пришлась по вкусу маори, и вот «куропатка» за «куропаткой» стали исчезать навсегда…
«Большинство видов моа вымерло между X и XVII веками, потому что маори их преследовали ради мяса, костей и яиц и потому, что пожары и палы, устроенные людьми, изменили растительное одеяние острова. Только один или два из мелких видов могли сохраниться до начала XIX века» (Роберт Фалла).
С 1839 года и по наши дни палеонтологи описали 19, а другие полагают, что и 27 видов моа, среди которых были трехметровые, в четверть тонны весом гиганты из рода динорнис. Описаны все по костям, только от одного вида, карликового моа, говорит Роберт Фалла, уцелели куски кожи с перьями, «пурпурно-черными, с желто-коричневой каймой».
По ту сторону Индийского океана, на острове Мадагаскар, во времена еще исторические тоже жили огромные, как моа, нелетающие птицы, поместному воромпатры, или воронпатры, по-научному эпиорнисы. 8 литров (7 страусиных или 180 куриных яиц) вмещают некоторые найденные на Мадагаскаре скорлупки яиц. Эпиорнисы были похожи на моа, но африканские страусы, особенно ископаемые из Эфиопии, по крови им ближе.
Скрытохвостые птицы
Похожи на куропаток, оперение неяркое, буро-серое. Самки окрашены как самцы или немного ярче и часто крупнее. Ноги сильные, крылья короткие, летают плохо, крохотный хвост скрыт у многих видов в оперении надхвостья. Есть копчиковая железа и «пудреницы» (пудретки).
Насиживают 16-22 дня и водят птенцов только самцы. Самые маленькие тинаму чуть больше перепела. Крупные – с тетерева.
Около пятидесяти (42-45) видов обитает в Центральной и Южной Америке, от Мексики до Патагонии.
Сладкоголосые тинаму
Ночи темные в тропическом лесу, темнее на поверхности земли нигде не бывает. Ни единый луч, даже при яркой луне, не коснется почвы у ног деревьев-великанов. Пленка, самая чувствительная, часами пролежит здесь открытая и не засветится.
Уже в шесть часов сумрачно в лесу. А ровно в шесть тридцать печальные, нежные и чистые звуки возвещают, что ночь обрела все права над лесом. Трели минорные, флейтовые, то выше, то ниже октавой, наполняют мрак волшебством чудного песнопения.
Это тинаму, покинув своего скромного супруга, зовет другого самца. Зовет долго, печально и часто безответно…
Горло немногих птиц исторгает такие меланхоличные и чистые тона, как у тинаму, хотя по строю своему их песни просты. Лишь у некоторых тинаму выкрики грубые, лающие, но громкие – за километр слышны! По утрам, вечерам, днем и среди ночи мелодичными голосами рассылают тинаму свои брачные приглашения.
Живут в тропических лесах и лесостепях, в кустарниках, в льяносах, среди трав, в низинах и в Андах на высоте более 4 тысяч метров. Многие в одиночестве, немногие – стаями. На земле проводят свой день, да и ночью редко прячутся на деревьях. Летают мало, неохотно и недалеко. Оттого, надо полагать, и нет этих птиц ни на одном из ближайших к Америке островов.
Удирать предпочитают по земле и таиться в кустах или в чужих норах, сами не роют. А если уж деваться некуда, вспорхнуть пришлось, то с ужасной паникой, с хлопаньем крыльев, с криками срываются, летят быстро и тут же падают в кусты, чтобы бежать по земле.
Даже от малых полетов устают тинаму: сердце у них крохотное – две тысячных веса птицы, и крови маловато. Оттого, говорят, мясо у тинаму белое, нежное, вкусное, охотниками всех рангов и наций очень уважаемое! Даже в Европу за то мясо, не жалея сил, переселяли тинаму.
У всех тинаму, которые зовут также и тао, самки покрупнее, поярче и «мужественнее» самцов. Впрочем, кавычки тут можно было, пожалуй, и не употреблять. Редкая случилась инверсия в их повадках: многие самки тинаму взяли за правило токовать, распушив веером хвосты, полураскинув крылья, ухаживать за самцами. Иные и территорию гнездовую охраняют, а это роль преимущественно мужская. И все, как одна, отказываются высиживать и воспитывать детей!
Этим заняты самцы: даже те, кто не все свои обязанности передал подругам, а сами токуют и ухаживают, звучными голосами приглашая к гнезду двух-трех и больше, если повезет, амазонок в перьях.
Впрочем, «гнездо» слишком сильно сказано: нет у многих никакого гнезда – простая земля, устланная опавшими листьями или тем, что лежит на ней. Лишь высокогорный тинаму лепит из сухой земли и мха некое подобие чаши и выстилает ее дно травой. Но это оригинал среди своей и без того небанальной родни. Он, кажется, один из всех живет в единобрачии, то есть моногам: одна у него самка. Именно она отважно охраняет гнездовую территорию. Высоко в горах весьма прохладно, и потому высокогорный тинаму, отлучаясь от гнезда, накрывает яйца, которые насиживал, листьями.