Глава вторая
Приказ нельзя было обсуждать. Поэтому, когда я явилась пред ясными очами Соммнианса, я даже не могла сказать ему, что уезжаю. Лекарь был немногим старше меня, я это чувствовала, хоть и не знала своего возраста точно. И он был красив. Не столько чертами, которые сами по себе были невыразительными, обычными, сколько яркостью голубых глаз. Темноволосый, с оливковой кожей южанина, невысокий и широкий в кости, он с закрытыми глазами производил одно впечатление: порывист, грубоват, темпераментен, как вороной конь. Только лишь он поднимал веки, как весь его облик освещался сиянием. Мягкий, спокойный, терпеливый. Лекарь, целящий не только своим умением, но и взглядом. Улыбка, вне взгляда кажущаяся такой дерзкой, становилась теплой. Движения не резки, а точны и быстры. И только голос не зависел от сияния глаз — он всегда был ровным и невыразительным.
Вот и сейчас, когда я уселась напротив Соммнианса, он стал мне рассказывать о своих приключениях так спокойно, словно речь шла о самой обычной скучной поездке.
— Я был смертельно болен, Рыс… Я уже возвращался из города, был второй день пути, как в сумерках на дороге мне повстречался всадник. Дорога была такой, что я не боялся встретить на ней лихого человека, и потому лишь подумал, что он такой же одинокий путник, как и я. Черный человек на черной лошади… я приветливо поклонился, когда мы с ним поравнялись, но он не ответил мне тем же. Из-под капюшона было не разглядеть лица, и одежда была такой, что не примешь его ни за горожанина, ни за вельможу, ни за ратника или святого отца, я даже не разобрал — мужчина это или женщина… не успел я миновать его, как почувствовал укол в шею.
Я вздрогнула. Лекарь, рассказывая, занимался тем, что ссыпал привезенные порошки из мешочков в коробочки и бутылочки, и не отвлекался. А я смотрела больше на движения его рук, чем в лицо. Едва он сказал про укол, как я испуганно метнулась взглядом к его шее, в страхе увидеть незамеченный шрам от укола кинжалом или стилетом. Но ничего, кроме мелькнувшего черного пятнышка не увидела.
— Это было похоже на укус осы. Маленькое, жалящее, но боль — лишь мгновение. Всадник исчез, едва я обернулся к нему. Он растворился в сумерках. Я поначалу думал, что это случайность — иголка хвойная упала за воротник или щепка с дерева. Куртку перетряхнул, рубашку, — ничего нет. И только потом, когда вспомнил о Змеином Алхимике, я понял, что получил от него смертельный удар. Он заразил меня чумой. В первые сутки ничего не ощущалось, под конец второго дня я свалился с жаром, разум угасал, и я готовился принять смерть…
— Ты вылечил себя!
— Нет, от этой болезни лекарств нет… да и не болезнь это.
Лекарь не выглядел изможденным, наоборот — горящим и жизненным, и из-за этого слова его теряли весомость. Смертельную чуму так не переносят.
— Я многих встречал на Побережье, чьи родные или знакомые попались на пути Алхимику, и после последнего четвертого дня не просыпался никто. И всего двоих я видел собственными глазами, кто пережил его чуму. Они сами, в доказательство, показывали мне такой же знак, как и у меня сейчас.
Лекарь отогнул воротник, и я увидела на шее, сбоку, черную змейку, свернувшуюся кольцом. Какая-то картинка мелькнула в памяти — об обветренных загорелых руках с рисунками, вколотыми в кожу.
— Это ожог?
— Нет. И не краска. Это не смыть и не вытравить — знак алхимического происхождения, магический.
Сомм впервые посмотрел на меня прямо, оставив свои лекарства:
— Так что я удачлив.
Он улыбнулся, и я улыбнулась. История не такая уж и страшная, раз он здесь сейчас — жив и здоров. Что это за сказки об Алхимике меня не очень интересовало. Быть может, Соммнианс приукрасил свои похождения и голодный обморок, а рисунок сделал себе в городе. Не в его привычках было настолько искажать и приукрашивать истории, вплетая магию, но я прекрасно помнила, как он умел увлекательно рассказывать о чем бы то ни было на посиделках вокруг костра в те времена, когда мы кочевали в глубь материка с беженцами.
Ни сном ни духом я не выдала того, что мысленно прощалась с ним, уезжая не зная, как на долго. Это было горько, потому что я соскучилась по нему, и мне жаль было снова расставаться, да и еще держать какую-то тайну от Соммнианса. Но приказ есть приказ.
Лежа на своей лавке в слепой башне, думала о том, что кончились мои сытные и теплые деньки здесь, подошли перемены. Что они принесут, куда уведут, когда вернемся? Хорошо, если по приказу — до первого числа нового года, а если нет? И почему я? Почему оружейник?