— Хью — правильный выбор, — заметил Харди Акрес, удобно устроившийся в кресле в углу.
Валентин сидел за своим столом, стул был отодвинут далеко назад. Он вытянул руки и вертел в руке стакан, наблюдая, как виски вращается в нем по кругу.
Четвертым человеком в кабинете Валентина был Малколм Дженнингс, он был фермером из Рифт Валей, который владел сотнями тысяч акров земли в Центральной провинции и у которого был, таким образом, собственный интерес в колониальной политике. До сих пор он молчал, но теперь произнес:
— Южная Африка сделала правильный ход. Мы должны последовать ее примеру и создать объединение стран с белым правительством. Ну, скажем, Уганда, Кения и Танганьика. Может быть, даже Северная Родезия. Нам нужно усилить политику правления белого населения в Восточной Африке, напомнить этим черным, кто здесь хозяин.
— Мне очень жаль, что это вообще было опубликовано, — сказал Акрес. сбрасывая кенийские газеты на пол. Его друзья понимали, что он имеет в виду: «белые газеты», которые время от времени издавались в Лондоне лордом Пассфилдом, новым секретарем по колониальным вопросам. В них он отказывался поддержать требования белых колонистов в Кении и утверждал, что «целью Британии в колониях является создание такого правительства, которое представляло бы электорат, где были бы представлены все слои общества. Голосование должно проходить по принципу полного демократизма и равенства всех голосов». И все это сопровождалось комментарием о том, что этого невозможно достичь в стране, где избирательным правом пользуется менее одного процента населения!
— Если черные прочтут это, — проговорил Акрес, — начнутся большие проблемы.
— Они уже начались, — сурово произнес бригадир. — Люди Пассфилда запретили губернатору вводить ограничения на собрания Центральной ассоциации кикую. Он прямо-таки предлагает им начать революцию! Пока они просят фанты на земли на высокогорье. И раньше, чем вы успеете спохватиться, черные получат разрешение на выращивание кофе!
Трое мужчин с ожиданием посмотрели в сторону своего хозяина. Казалось, Валентин даже не слушает их. Его темные глаза неподвижно смотрели на фотографию в серебряной рамке на столе.
Он думал об Артуре. Не следовало так сильно избивать его, но мальчишка временами приводил его буквально в бешенство. Откуда у этого ребенка взялись всяческие странности? Теперь май, а он даже не дотронулся до подарков, которые отец приготовил ему еще на Рождество: набор игрушечных солдатиков с миниатюрной пушкой, ружье, охотничий нож.
Он взял в руки фотографию и тяжелым взглядом уставился на нее. Его сердце рвалось на части при виде невинного ангельского личика Артура, мягкой нежной улыбки. «Мой сын, — кричал измученный голос в голове Валентина. — Ты то, для чего я живу, для кого построил этот дом. Я не хотел причинять тебе вред, просто хочу, чтобы ты вырос и стал настоящим мужчиной».
— Тривертон? — окликнул его Харди Акрес.
«Я заглажу свою вину перед тобой, мой сын. Мне жаль, что я избил тебя. Обещаю, что больше не стану этого делать…»
— Валентин? — произнес Малколм Дженнингс. — Ты еще с нами?
Он оторвал взгляд от фотографии.
— Простите, я что-то пропустил? — Он поставил фотографию на место, поднялся и направился к столику с напитками. — Меня не беспокоит восстание. Все мои парни хотят только одного: сидеть под деревом и пить пиво.
— Да ты просто слеп, Тривертон, — заметил Дженнингс. Валентин пропустил эту нахальную реплику мимо ушей.
Все его мысли были заняты Артуром, он думал о том, что, может быть, настало время взять мальчика на его первую охоту-сафари.
— Мы собрались здесь, чтобы услышать твое мнение по этому вопросу, — сказал бригадир Норих-Гастингс. — Поговори с нами, Валентин.
— О моих работниках никто никогда так не заботился, как теперь, — рассеянно заметил Тривертон. — Я дал им всем мопеды и велосипеды, которые они так хотели получить. Они покорны, как овечки. И они останутся такими, пока я буду продолжать вести себя с ними так же, как теперь.
Трое мужчин обменялись взглядами. Бригадир оборвал его:
— Валентин, раскрой глаза! Некоторые из этих черномазых начинают ворчать, что плоскогорье принадлежит им и что они никогда добровольно не отдадут эти земли!
Валентин налил себе выпивку, задумчиво посмотрел на него, осушил стакан одним глотком и обернулся к своим компаньонам.
— Кого вы думаете послать в Лондон?