Он стоял, глядя, как приближается, быстро увеличиваясь в размерах, оскаленный радиатор. В глазах вдруг поплыло, и вот уже нет серой полосы в обрамлении унылых, чёрно-красных бордюрных камней. Она пропала, растаяла, словно дымка от выхлопных газов. Словно нарисованный тонкими, неуловимыми штрихами, вместо них появился абрис морского — почему-то Тимур был уверен, что именно морского — побережья. За кромкой охряного песка густой синевой отсвечивало море.
Не в силах моргнуть, Тимур смотрел, как машут перистыми листьями пальмы вдоль дороги. Теперь это была просто полоса утоптанного, янтарно-жёлтого грунта. По сторонам полосы возвышались холмики искрящегося на ярком солнце песка. Песок тихо, на грани слуха, шуршал под ветром. С вершин треугольных барханчиков, успевших нарасти у обочины, слетали невесомые струйки песчинок.
Видение янтарной дороги, нереально прекрасного моря, синеющего сквозь кружево пальмовых листьев, заставило Тимура оцепенеть. Почему-то сладко заныло там, где сердце, в голове зашумел, нарастая, шорох листьев и шелест песка. Мысль, что это побережье, пальмы у обочины, синее море не настоящие и сейчас пропадут, растают в воздухе, показалась невыносимой.
Он глянул вниз. Под ногами, между подошвами зимних ботинок чернел кусок мёрзлого асфальта. Пятачок ледяной земли неуловимо менял очертания, расплывался на краю зрения и норовил встать дыбом. Тимур вздрогнул, и тут же чей-то истошный крик ударил в уши, пронзил ледяной иглой. Его выбросило из морока, и первое, что Тимур увидел — скорченная, с неестественно выгнутой левой ногой фигура Васяна на дороге, возле бордюра. И розовый зад уносящейся прочь машины.
Мгновение, которого могло хватить, чтобы спасти друга, было упущено. Оно бездарно пропало, пока Тимур, как последний дурак, таращился на морок, на глупый мираж.
Несколько дней после случившегося кошмара выпали из памяти. Только отдельные фрагменты: неподвижное тело Васяна на больничной кровати, его синеватое, с чёрными кругами вокруг глаз лицо. Голос врача: «Жить будет, а вот ходить — вряд ли». Безумная надежда, что друзья скинутся и соберут денег на операцию. А потом стало ещё хуже.
Он залез в Интернет и посмотрел, что может значить тот морок, который привиделся ему на дороге. Тимур не хотел, чтобы это повторилось. Наверное, во всём виноваты те сигареты, которыми их накануне угостил дядя Васяна, весёлый моряк Виталий.
Но то, что Тимур увидел, пройдя по ссылкам, заставило его примёрзнуть к стулу. Он закрыл страничку — яркую, всю в квадратиках всплывающей рекламы, и зажмурился. Потом дрожащим пальцем ткнул в кнопку, и перечитал ещё раз.
Он покойник. Опухоль мозга на последней стадии. Галлюцинации и прочие штуки. Ты не жилец, Тимка.
И вот, уже ночью, когда он ворочался без сна на кровати, возник гениальный план. Раз он всё равно не жилец, терять ему нечего. Зато Тимур может помочь другу.
Он узнал, что розовая машина проезжает по дороге регулярно. Автомобиль не из дешёвых, у водителя-блондинки деньги наверняка есть, и немаленькие. Если всё сделать правильно, она рада будет выложить последнюю копейку, лишь бы не загреметь в тюрьму. А уж Тимур постарается, чтобы никто не усомнился — девица сама виновата. Сбила бедного парня на пешеходном переходе, сделала калекой.
Сначала он хотел, чтобы насмерть. Лучше так, чем мучиться. Но вспомнил Васяна, и решил сначала вытрясти из фифы деньги. А уж потом можно и умереть спокойно.
***
Тимур повёл плечами, покачался на напружиненных ногах, не отрывая взгляд от розовой машины. Вот передние колёса пересекли невидимую черту, мысленно проведённую им поперёк дороги. За стеклом лицо блондинки в тёмных очках, длинная чёлка свесилась на лоб. Пора!
На мгновение, на один краткий миг, ему стало страшно. Он глубоко вздохнул, регулируя дыхание, и упруго, как делал много раз на тренировках, оттолкнулся от бордюрного камня. Не дрейфь, Тимка. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Третьего не дано.
Вспыхнул огненным зрачком стеклянный глаз фары, разинул хищную акулью пасть белый радиатор. Тимур не почувствовал ничего, только толчок в бок. Зрение вдруг странно расфокусировалось, и уже знакомый пейзаж с пальмами поплыл перед глазами. Тошно покачался, тягуче занимая весь видимый объём пространства, и замер.
Тимур лежал посреди янтарной полосы дороги, уткнувшись носом с пыль. Медленно поднял голову. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, стояла, накренившись на один бок, дощатая двуколка. Лёгкая, слепленная из узких деревянных плашек, с далеко вынесенными тонкими оглоблями. В упряжи бился, взвиваясь на дыбы и перебирая стройными, сильными ногами, соловый конь. Полукружья подков отсвечивали серебром.