Фаида наклонила красивую головку и тихонько заржала, точно понимала, что заслужила ласку.
— А наездник? Он не нуждается в благодарности за смелую езду? — улыбаясь спросила девушка.
— Напротив, мне следует благодарить вас, — возразил Эрвальд. — Не заступись вы за меня, мне не доверили бы Фаиды. Ваш батюшка сначала был решительно против этого и сдался только на вашу просьбу.
— Смейтесь-смейтесь! Вы одержали блистательную победу над всеми, кто сомневался в вас, и над бедным Бернридом. Надеюсь, его падение не будет иметь опасных последствий?
— Надеюсь, что нет. Я уже справлялся, но лорд Марвуд, к которому я обратился с вопросом, не соблаговолил мне ответить. Правда, я никогда не был в милости у лорда, но, с тех пор как он убедился, что я держусь в седле до известной степени порядочно, удостоил меня уже полной немилости. Я в отчаянии!
Слова молодого человека дышали веселой насмешкой, а в его движениях, когда он вплотную подошел к трибуне и положил руку на барьер, была заметна некоторая преднамеренность: он прекрасно видел, что лорд Марвуд, в отдалении разговаривая с консулом, наблюдает за ним и за молодой девушкой.
Зинаиде фон Осмар было около двадцати лет. Это была стройная, хрупкая девушка, одаренная жгучей экзотической красотой страны, в которой родилась. Черные волосы, причесанные гладко и свернутые на затылке греческим узлом, имели синеватый оттенок; глаза были бархатистые, очень темные, какие бывают только у детей юга; взгляд был кроток и мечтателен, но в нем таился страстный огонек; лицо казалось немножко бледным; ему недоставало свежего румянца, но его мягкие, нежные черты были полны чарующей прелести. Даже не будучи дочерью одного из самых богатых людей в Каире, молодая девушка все же привлекала бы к себе внимание.
Вероятно, так думал и лорд Марвуд, не сводивший с нее глаз. Он, очевидно, не постигал, как смеет «мальчишка» так фамильярно болтать с дочерью консула. Что касается Осмара, то тот как будто не замечал этого; в это время он разговаривал с двумя английскими офицерами о Бернриде.
— Кажется, он еще довольно счастливо отделался, — сказал консул. — Насколько я слышал, он не особенно расшибся. А Дарлинг в самом деле погиб?
— К сожалению, да, — подтвердил полковник. — Задняя нога сломана. Жаль, но Бернрид шпорил его, как безумный. Сам виноват, что погубил такую чудесную лошадь, потеря которой для него равносильна разорению.
— Он во что бы то ни стало хотел победить, — сказал Гартлей. — А Эрвальд ведь сражался не на жизнь, а на смерть. Кто, собственно, этот господин?
— Молодой немец, желающий попытать счастья в огромном Божьем мире, — весело ответил Осмар. — Я и сам больше ничего о нем не знаю. Его привез с собой из Германии Зоннек; он берет его в экспедицию в центральную Африку. Эрвальд понравился мне с первого взгляда. Славный, умный юноша: от него так и веет силой и жизнью.
— Да, такие люди нужны Зоннеку, — сказал полковник. — В чем другом, а уж в смелости у этого Эрвальда нет недостатка. Как дивно, безумно смело взял он последнее препятствие!
Имя Эрвальда, которое эти господа прежде никак не могли припомнить, теперь весьма бегло сходило с их языка, ведь в последнюю четверть часа оно облетело толпу, переходя из уст в уста со скоростью огня, бегущего по зажигательному шнуру; неизвестный молодой иностранец вдруг выдвинулся на первый план.
Его разговор с Зинаидой фон Осмар скоро был прерван; консул отозвал его, чтобы представить еще нескольким знакомым, и молодого человека снова засыпали поздравлениями.
Все были заняты исключительно им и Фаидой, и никто не обратил внимания на закрытый экипаж, медленно двинувшийся по дороге к городу. Во время его отправления был только один человек; он дал указания кучеру и уже пошел назад к ипподрому, как вдруг Зоннек остановил его вопросом:
— Ну что, доктор Вальтер, благодаря сегодняшнему увеселению на вашу долю выпала работа? Вероятно, это господин Бернрид уехал в город? Говорят, все обошлось довольно благополучно, несчастный случай не имел серьезных последствий.
— Напротив, дела очень серьезные, господин Зоннек, — возразил доктор, быстро оборачиваясь. — Пока мы лишь наскоро наложили повязку; подробный осмотр можно будет сделать только в немецкой больнице, куда я отправил господина фон Бернрида.
— В больнице? — повторил пораженный Зоннек. — Разве вы не можете лечить его на дому?
— С тех пор как умерла его жена, у него нет квартиры, он занимает несколько комнат в гостинице. Там не может быть и речи о правильном уходе. Не знаю, что будет с ребенком, с его маленькой дочуркой. Оставаться в гостинице она не может, потому что пройдет много времени, прежде чем ее отец вернется, если только он вообще вернется!