— Поминали или всё-таки помнили? — спросил юный король. Он уже привык, что некоторые вертцы пользуются его родным наречием весьма изощрённо.
— Эта почтенная дама жива и по всей видимости благоденствует, — немедля отозвался мессер Барбе. — Ваш батюшка отправил её в почётную ссылку на необитаемый остров, где она взращивает двух дочерей-погодков.
Разумеется, Юлиан тотчас и с великой охотой клюнул на романтику и приказал представить перед его очи хотя бы дочерей, если уж папа Кьярт пока не считает разумным и возможным…
— Иния Галина, может статься, и не захочет выносить наружу свою болезнь, — проговорил старший король. — Понимаешь, сын, это по виду может быть похоже на проказу вульгарис в затихшей форме. Её верных я был бы безусловно рад помиловать, они ведь все трое под моим приговором и ни под чем иным.
Юлиан отметил про себя, что значение слова «верный» в вертском языке многообразно: от сторонника до ближайшего родича и возлюбленного.
— Но захотят ли они сами разлучаться, покидать свой блаженный атолл и даже отдавать своих Олавирхо и Барбари, это имена тех девочек… — продолжал тем временем Кьярт. — Пусть наш мессир езуит возьмёт для почёта мой флагман и разыщет, как там и что. Ты не против, сын?
Разумеется, в Юльке взыграло любопытство — движущая сила прогресса. Он прекрасно видел, что им манипулируют, добиваясь выгодного всем решения, что эти игры вообще начались на древней большой Земле, но и в самом деле не имел возразить ровным счётом ничего. Пока.
И когда через некоторое время, под завязку наполненное заботами и мельтешнёй, мессер Барбе предъявил ему добычу — двух юниц, которых он с непередаваемой грациозностью держал за руки, исполняя перед королевским сиденьем тройной реверанс, — это стало счастливейшим мгновением в Юлькиной жизни.
Русского в этой чудной парочке оказалось, по правде говоря, маловато — невольно возникал вопрос, была ли эта почтенная Галина бинт Алексийа славянкой. Та брюнеточка, что по правую руку Барбе, отличалась крайней смуглотой, кудреватостью, пухлыми губками и чуть расплющенным носиком, огоньки, что играли в удлинённых глазах, казалось, могли поджечь аксамитовую драпировку на окне. Девица с левой стороны была картинно бледнокожа, волосы — гладкие, как полированный агат, глаза синие, будто вода в Марианской впадине, черты лица точёные. «Да она копия самого Барбе», — внезапно сообразил король. И понял, что если спросить мессера, тот не отопрётся — подтвердит своё плотское падение едва ли не с гордостью. У них тут интересное понимание греха: выкуплен — будто и не стало его.
— Олавирхо от семени Орихалхо, — представил Барбе. — Старшая. Барбара от плоти кузнеца Брана, иначе Брендана. Младшая. Обе дочери Гали Рутенки, Победительницы рутен.
Король поклялся, что найдёт-таки время распутать все эти заковыристые родословия — что там от крови, что от плоти и прочее. Своё участие в производстве младшей девицы мессер МакБран в самом деле не скрыл, накинул вуаль, однако вполне прозрачную взорам. Вот старшая — явная ба-инхсани: любопытно, язык Морского Народа ей ведом?
Фрейр-Юлиан отпустил всех троих с очень довольной миной, наказав:
— У меня вечером большой приём, без такой уж чинности. И без молодой королевы — Элинарчик слегка раскашлялся, боимся, как бы на грудь не перекинулось. Приводите своих протеже, мессер, пусть уж сразу в воду с головкой — скорее плавать научатся. Есть во что нарядить?
Наряды красавицам подобрали с прыткостью необыкновенной. У обеих одинаковые платья тяжёлого шёлка, прямые и строгие, вопреки нынешней оборочно-рюшечной моде, удивительного буро-красного оттенка, похожего на осень. И тяжёлые украшения из тусклого старинного серебра — диадемы, серьги, лежащие на плечах, широкие браслеты, наборные пояса. Юлька скосил глаза на бабку: точно, её любимый цвет, её любимый размер. Только что на ней самой венчик и ожерелье из бледного золота с чернью. И вот что самое интересное: всем трём воительницам, старой и молодым, наряд очень даже к лицу.
Приёмы во дворце проводились под негласным лозунгом «Любая кошка имеет право глядеть на короля», оттого по стилю всё больше смахивали на карнавал без масок. Попасть на них мог любой представитель союзных племён, прошедший мимо снисходительной стражи, оттого иной гляделся чистым викингом, иной — испанским грандом или грандессой, иной — безличным рутенским асасином в чёрной маске и с двумя саблями за спиной. Ну а кое-кто — богатой крестьянкой из-под Вробурга, в сарафане до щиколоток, камизе, сверху упёртой в уши своим туго расшитым воротом, снизу — метущей пол всеми кружевами, и жемчужной ленте, вышиной и рельефом напоминающей городскую стену.