Его хмурость исчезла, и он вновь взялся за книгу.
- Тогда другое дело, конечно. Пожалуйста, дайте мне знать, когда вы освободитесь от ваших обязанностей.
Я кивнул ему и пошел вперед.
Кратко говоря, Остри был свартальвом. Дотошным, яростным приверженцем, нечеловечески дисциплинированным, непреклонно преданным своим понятиям о чести и долге - но еще и приятным человеком, если познакомиться с ним поближе. Всякое бывает, вы знаете?
Мы миновали еще два контрольно-пропускных пункта, один в вестибюле здания, а другой у лифта, который вел вниз, к большому подземному комплексу посольства. Один из других свартальвов посмотрел на мои водительские права, потом на меня и настоял на том, чтобы измерить мой рост и снять отпечатки пальцев, чтобы еще раз убедиться, что это действительно я, а не самозванец в костюме Гарри.
Наверное, мне не стоило так сильно возражать. Добавление большего количества проверок означало большую безопасность, даже если они иногда несколько злонамеренно применялись такими парнями, как Гедвиг только что. Тем не менее, особая смесь паранойи и пунктуальности свартальвов означала, что моя дочь будет в большей безопасности под их крышей. Но в иные дни это раздражало, и сегодня был один из таких дней.
Мы проскользнули в квартиру и обнаружили, что там все еще тускло, темно и прохладно. Я остановился на мгновение, чтобы поразиться чуду кондиционера летом. Магия и технологии не уживаются, а аура энергии вокруг такого волшебника, как я, играет злую шутку с почти всем, что было разработано после Второй мировой войны. Я никогда не жил в доме, где кондиционер выдерживал бы больше нескольких дней, но свартальвы построили эту квартиру специально для Молли. Тут были работающий свет, работающее радио, работающая горячая вода и работающий кондиционер, и я понятия не имел, как умный народец смог это сделать. Свартальвы были знаменитыми мастерами. Говорят, если ты хочешь что-то сделать, они могут это сделать.
Может быть, мне стоит попросить у Молли телевизор. Или интернетную. . . штуку. Устройство. Одну из этих интернет-штучек. Я думаю, что раз все так без ума от интернета, там точно должно быть что-то классное.
Как бы то ни было, когда мы наконец добрались до гостиной, Мистер, мой большой серый кот, появился, как всегда, и бросился мне в ноги в приветственном плечевом блоке. Я наклонился, чтобы почесать его за ушами, как он любил, что он принял с большим великодушием, прежде чем отпустить меня продолжать делать мои дела. Он прошел мимо Томаса, потерся щекой о ногу моего брата один раз и то только для того, чтобы отметить его как свою собственность, затем удалился с царственным равнодушием. Мистер был уже не так молод, как раньше, но он все еще знал, кто управляет квартирой.
Моя дочь все еще спала на диване, укрытая тяжелым одеялом. Рядом с ней лежал лохматый серый бегемот размером с Клайдсдейльского тяжеловоза, мой Храмовый пес Мыш. Он даже не поднял головы и не открыл глаз, когда мы вошли. Он просто зевнул и поерзал в поисках более удобной позы, прежде чем выдохнуть и снова заснуть. У Мэгги перехватило дыхание, потом она протянула руку и погрузила ее в собачью шерсть. Они оба вздохнули во сне и снова замерли.
Я постоял немного, просто глядя на них сверху вниз.
В такие минуты Томас обычно пил кофе на кухне. Но сегодня он подошел ко мне и остановился, глядя на девочку и собаку.
- Проклятье, - сказал он.
Я кивнул.
- Большая ответственность.
- Да.
- Ты справишься.
Я повернулся и посмотрел на него. На его лице было какое-то выражение, которое я не мог определить, какая-то смесь тоски и нежной, изысканной боли.
- Я так не думаю, Гарри, - сказал он.
- Не будь идиотом, - сказал я. - Ты ее любишь. Ты полюбишь ребенка. Конечно, ты справишься.
Слабая грустная улыбка смешалась с другими выражениями его лица. Мы оба повернулись к спящему ребенку.
В этой тишине было что-то такое, чего я никогда не испытывал до того, как начал заботиться о Мэгги. Ощущение... сильного удовлетворения, подобного которому я никогда не знал. Вот она, спящая, счастливая, здоровая и в безопасности.
Я сделал глубокий успокаивающий вдох. Усталость улетучилась, но не из моего тела, а из чего-то более глубокого и бесконечно более важного. Мой брат одновременно выдохнул и стукнул меня кулаком по плечу. Потом он направился на кухню, а я в душ.
Я прогревал себя столько, сколько было нужно, и, одеваясь, услышал голоса с кухни.
- У молока нет чувств, - сказала Мэгги.
- Почему нет? - пропищал голос еще моложе.
- Потому что молоко неживое, - весело ответила Мэгги.