Солдаты ворвались в траншею. Шел рукопашный бой. Били штыками и прикладами… Дернов больше ничего не помнил. Он только знал, что свое дело он сделал. Дальше — Бог и судьба! Он догнал и рубнул по спине старавшегося перелезть через скользкий окоп офицера. Увидев убегавшего пруссака, выстрелил в него из нагана… Потом «ура» усилилось, заговорили пулеметы и Дернов понял, что полк бросился в атаку. А потом вдруг все смолкло — и «ура», и крики погони и страха, и торопливые, сухие выстрелы в упор.
Солдаты окружили Дернова и смотрели на него радостными, яркими глазами, с еще непогасшими огнями, загорающимися в бою.
— Ваше благородие, ваше благородие, взяли! — крикнул, протолкавшись сквозь толпу солдат, Архипов.
Дернов только теперь понял все. Он провел рукой по глазам, снял папаху и широко перекрестился.
— Спасибо, товарищи! — сказал он, не надевая папахи.
— Рады стараться! — гаркнули веселые голоса.
Но замолчали, так как Архипов уже ворчал.
— Занимай окоп! Не в избу, чай, пришли! Первый взвод, выставь дозорных! Петренко, возьми людей, да пока не рассветает, повыкидывай немцев. Не развешивай ушей, ровно лопухи, Дмитриев! Н-ну, живо у меня!
Дернов получил благодарность от полкового командира и ждал утра…
При первых его отблесках он увидел целые груды убитых немцев, сваленных за окопом. Лужи крови стояли еще в траншее, валялись ружья, опрокинутые в свалке пулеметы, штыки и каски.
Три ряда сильно укрепленных проволокой и кольями окопов были заняты полком.
Когда совсем рассвело, он увидел, что внизу, в глубокой долине, стоит деревня.
Черный, старый костел, видно, недавно сгорел и еще дымился.
Десятка три изб, крытых соломой, ютилось вокруг, а дальше чернелась стена леса и блестело незамерзшее озеро, окаймленное рамой белого снега.
На улице копошились три женщины, заходя во дворы покинутых и разграбленных изб.
Дернов улыбнулся и подумал:
— Одна из этих женщин привела нас в немецкие окопы…
Но его думы были прерваны взводным. Он бежал, размахивая руками, и еще издали кричал:
— Ваше благородие! Командир дивизии на машине едут!
Дернов бегом пустился к своей роте, но прибежал тогда, когда генерал уже выходил из автомобиля и принимал рапорт командира полка, указывавшего на козырявшего на бегу прапорщика.
— Лихое дело, прапорщик, лихое, настоящее дело!
— Спасибо, богатыри! — весело крикнул генерал.
И вдоль всего окопа пронеслось:
— Рады стараться, ваше превосходительство! Ура-а!
УСЛЫШАННЫЕ МОЛИТВЫ
Горячо молились в избе Акима Турина. Молились без слез, с крепкой, как камень, верой смотря на древние, дониконовского письма, давно почерневшие иконы.
С темных, источенных червями кипарисовых досок сурово и пристально глядели лики святых. Много на своем веку видели эти суровые лики: и гонение ревнителей старой веры, и лихие времена, приходившие на Россию и уносившие людей, захваченных бурями и вихрями.
Молился старик Аким Турин и с ним молились две снохи его.
У всех было свое, особое и в то же время общее горе и глубокая, рождающая тревогу забота.
Два сына старика пошли на войну. Бог миловал их в бою и невредимыми были оба. Только два месяца уже прошло, а от обоих не было вестей.
Тревожились жены, тревожился и по ночам громко вздыхал Аким.
Но вздыхал он не по одним сыновьям, а еще больше по внучку Пете.
От младшего, покойного сына остался Петя. Матери мальчик не знал — умерла она при его рождении. Когда же вскоре преставился и отец, остался Петя на руках деда. Полюбили друг друга старый и малый и сделались неразлучными.
Подрос внук. Из сельской школы дед послал его в город, в гимназию. Понимал Аким Турин, что трудно темному, неученому в людской тесноте пробиваться.
А из гимназии Петя уж сам в университет пошел, да здесь его война застала.
Написал он деду письмо, что добровольцем записался, попросил благословения и скоро с полком ушел. Писал потом, что наградили его крестом за храбрость и в прапорщики произвести обещали.
Писал часто. Гордостью вспыхивало лицо деда, и большая, жесткая рука складывалась для крестного знамения.
Теперь замолчал и Петя.
А там, где лилась родная кровь, где вырастали братские могилы, шел жаркий бой с наступающим врагом. Пядь за пядью защищали русские войска свою землю, не щадили жизни, не жалели кровавого труда.
Горячо молились в избе Акима Турина в тот вечер, когда тревога сильнее сжала и истомила сердца.