Дехийо пишет, что основной элемент островного принципа – свободный и гибкий человеческий дух, тогда как развитие континентального принципа в конечном счёте ведёт к появлению жестокой и обезличенной государственной машины. Не будем спорить о «свободном английском духе» – он есть и достоин уважения. Но есть мнение, что у английского духа, как и у всего в мире, имеется обратная сторона. Ещё раз обратимся к И. В. Вернадскому: «Понимая чужой эгоизм, англичанин, в то же время, и уважает его в душе, и готов сочувствовать чужому успеху, если только этот успех не вредит его интересам. Таким образом, нигде нельзя встретить такого почтения к богатству и знатности, и такого презрения к бедности и низкому положению лица в обществе, как в этой либеральной стране. Правда, в этом почтении нет низкопоклонства, не допускаемого самолюбием, которым проникнуто неприкосновенное я англичанина; но, тем не менее, оно поражает каждого, кто имел случай видеть и наблюдать этот народ».
Но дело даже не в этом. Удивительно, что Дехийо упускает из виду другой факт: морские (островные) государства были колониальными империями. Политико-экономической гарантией и conditio sine qua non свободы островного духа была жестокая эксплуатация колоний и полуколоний – достаточно вспомнить ограбление Индии, ввоз опиума англичанами в Китай в XIX в., приведший к двум опиумным войнам, жестокости в Ирландии. Экономическим фундаментом английских свобод и процветания в новое время было, как и экономическим фундаментом свободы свободных в Афинах и Риме, рабство, только вынесенное за пределы острова. Отрывать морские державы от их колониальных империй и в таком искусственном изолированном виде противопоставлять Германии или России с их крепостничеством «второго издания» есть грубая ошибка – логическая, историческая и нравственная.
В равной степени ошибочно противопоставление английского национального государства XVIII–XIX вв. континентальным империям. Это государство было ядром колониально-морской империи. Поэтому правильнее говорить о двух типах империй в новое время; при этом в самой колонии морская империя превращалась по сути в местную континентальную, в континентальный функциональный орган морской империи, доставляющий ей огромные богатства, которые обеспечивали свободы на самом острове. Жаль, что Дехийо не принял в расчёт этот в общем-то очевидный факт.
Когда Дехийо пишет об эпохе после окончания Второй мировой войны, идеализация островного принципа порой, к сожалению, приобретает характер апологии Америки и опасно близко подходит к черте, за которой начинается (про)американская пропаганда времён разгара «холодной войны», а иногда и переходит эту черту. Здесь особенно показателен эпилог, где Дехийо пишет, что после 1945 г. «Соединённые Штаты осознали свою миссию избавить мир от страданий с помощью духовной и материальной силы, которую они недавно продемонстрировали. Иными словами, Соединённые Штаты поняли, что должны завершить труд Вильсона или, скорее, восстановить то, что ему пришлось оставить в развалинах. «Единый мир» Объединённых Наций должен был стать благом, дарованным человечеству американским веком. Правление мирной демократии во всём мире предотвратило бы возврат политики с позиций силы и всех её ужасов». Однако этого не произошло, считает Дехийо, из-за того что континентальный СССР навязал США «холодную войну», стремясь измотать американцев и навязать тоталитаризм всему миру (при этом Дехийо сам же признаёт, что политическое освобождение угнетённых и униженных народов Азии, Африки и Латинской Америки связано с подъёмом коммунизма и поддержкой СССР).
По поводу облика послевоенных США, который рисует Дехийо, можно сказать словами Высоцкого: «Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята». Начать с того, что именно США в течение всей второй половины ХХ в. (как, впрочем, и первой) проводили политику с позиции силы со всеми её ужасами. Это делали как «тихие» американцы, описанные Грэмом Грином, так и «громкие» – бомбя Вьетнам и Камбоджу, высаживаясь на Кубу и в Ливане, поддерживая кровавых диктаторов в Корее и Никарагуа, устраивая перевороты в Гватемале (1953), Иране (1953) и Чили (1973). Там «американский век» вбивался с помощью тайных операций и репрессий (подробнее об этом см. «Почему люди ненавидят Америку» З. Сардара и М. Вин Дэвиса. М.: Проспект, 2003 и «Почему нас ненавидят» знаменитого американского писателя Г. Видала. М.: АСТ, 2003). Да, СССР после войны превратил Восточную Европу в зону своего влияния, в протекторат – но то же самое сделали США с Западной Германией и Японией. Тем не менее, у СССР это объявляется «экспансией», а у США – «маршем демократии», хотя французских и итальянских коммунистов американцы «давили» не меньше, чем советские – своих политических противников в странах Восточной Европы.