С этого момента фактор «мы не связаны временем» для приверженцев буржуазного либерализма и США как воплощённого идеала развития социальной организации, обусловленный их прошлым монополизмом на делание глобальной политики, перестал действовать, поскольку не связанным временем в действительности является только один единственный субъект глобальной политики — Вседержитель, не безучастный к тому, что происходит на Земле; и как следствие Его небезучастности к происходящему, — сопричастными вечности (т.е. не связанными временем) оказываются те, кто действует в русле Его Промысла, а не те, кто достиг некоего монопольного доминирующего положения в пределах попущения Божиего.
По отношению к двум альтернативным концепциям глобализации это означает, что потерпит крах та концепция, которая направлена против целей Промысла, т.е. библейская концепция в целом, и её либерально-буржуазная версия, в частности. Она потерпит крах потому, что её приверженцы отгородились от Бога текстами Библии, редакторы которой извратили Откровения своею отсебятиной и одержимостью, и традициями её толкования, а также — собственными либерально-атеистическими бреднями, возведёнными ими в ранг истины в последней инстанции.
Остальное — вариативно, хотя конкретика реализации этой вариативности может быть неприятна для многих как в ближнем и дальнем зарубежье, так и в России.
Вообще, слова А.С.Пушкина, которыми он завершил трагедию «Борис Годунов» (1825 г.): «Народ безмолвствует» — ключевые к пониманию истории России и её перспектив, поскольку слова «народ безмолвствует» не означают, что он ничего не делает, т.е. не означают, что в обществе ничего не происходит, что оно не развивается. Другие слова А.С.Пушкина: «Молчи, пустая голова, / Слыхал я истину, бывало: / Хоть лоб широк, да мозгу мало! / Еду, еду, не свищу, / А наеду, не спущу!» («Руслан и Людмила», песнь 3) — о реализации этого безмолвия в отношении противников. 2.3.3. Социальная психодинамика России: государственность и общество
Но изложенное в разделе 2.3.2 непонятно ни западным интеллектуалам, ни подавляющему большинству отечественных «элитарных» государственных и «общественных» деятелей. Они предпочитают спорить о словах, а не изъяснять то, что происходит в безмолвном течении жизни.
Хотя либерально-буржуазная государственность России действительно переживает беспросветный кризис собственной прогрессирующе необратимой деградации (вследствие принципов её построения и нравственно-этических особенностей властных лиц), и её управленческие потуги отчасти комичны[43], а отчасти влекут за собой неприятности для граждан России, тем не менее, кризис государственности — не главная проблема России, а следствие нерешённости её главной проблемы — характера общества и взаимоотношений общества и государственности.
Это — «мистика» (в понимании атеистов) и «неисповедимость Промысла Божиего» в понимании верующих в Бога, но не желающих жить с верой Богу на основе определённого исповедания Промысла.
Если говорить о «словах», то со времён первой публикации романа Ф.М.Достоевского (1821 — 1881) «Братья Карамазовы» (завершён и полностью опубликован в ноябре 1880 г.) интеллигенция в России пугала себя и народ «всевластием Великого Инквизитора»[44], возведённым в ранг политической метафоры.
Суть режима «всевластия Великого Инквизитора» проста:
· Великий инквизитор (в идеале):
Ø знает, как управлять обществом, производством и распределением продукции в нём так, чтобы жизнь всех была более или менее благоустроена, а социально-экономическая система воспроизводила бы себя устойчиво в преемственности поколений;
Ø он реализует это знание в практической политике;
Ø тех, кто не подчиняется его власти и не вписывается в предписанную им социальную организацию, он беспощадно карает, на том основании, что если он не будет их карать, то они обрушат социально-экономическую систему, чем вызовут утрату большей или меньшей благоустроенности жизни всех;
· Все остальные, подвластные Великому инквизитору:
Ø ничего не знают о том, как управлять социально-экономической системой;
Ø хотят потреблять природные и социальные блага, и ради этого они согласны работать и производить эти блага, пребывая под властью Великого инквизитора и выполняя его предписания, и поддерживая его и его режим своим трудом.
· Трагедия в том, что:
Ø подвластные Великому инквизитору сами не желают взять ответственность хотя бы за себя, не говоря уж о том, чтобы взять на себя ответственность за судьбы других;
Ø как следствие, если их предоставить самим себе и не принуждать к определённому порядку, то они начнут убивать друг друга и впадут в бедствие;
· Великий инквизитор не знает, как выйти из этой трагичной ситуации, и просит пришедшего в подвластное ему общество Христа покинуть их мир, упрекая Христа в том, что именно он породил такое трагическое положение дел, когда во время поста в пустыне, Христос отверг предложение диавола обратить камни в хлеба́ и вкусить хле́ба, заявив ему: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матфей, гл. 4:4), а людям надо прежде всего — хлеба.
Но фактически исторически Ф.М.Достоевский в этой метафоре описал тот образ жизни, которым жила Россия со времён стояния на Угре́, после которого Великое княжество Московское прекратило платить дань Золотой орде и стало суверенным государством[45], если вывести из рассмотрения вопрос об идеологическом обеспечении государственного управления. Этот режим как социальная норма взаимоотношений государственной власти и общества был прописан Иосифом Волоцким (1440 — 1515). Он писал: «Царь, по своей природе, подобен всякому человеку, а по своей должности и власти подобен Всевышнему Богу»[46]. Но Иосиф Волоцкий не возвеличивал царскую власть, в том смысле, что провозглашал её безгрешность, как его воззрения истолковывают многие, поскольку «самого царя Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, — и Царь подзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или “строптивому” Царю вовсе и не подобает повиноваться, он в сущности даже и не царь, — “таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель”».[47]
Однако Иосиф Волоцкий не стал вдаваться в рассмотрение вопроса, как общество, любой простой человек могут вразумить или обуздать «строптивого царя». В итоге, вклад Иосифа Волоцкого в историю оказался двойственным:
· С одной стороны он внёс в церковное миропонимание этическую норму докрещенской Руси:
Ø человек и должность, им исполняемая, не должны отождествляться;
Ø все должны работать на общее благо в русле Промысла, заботясь друг о друге, и государь в этом общенародном деле — только верховный в государстве руководитель.
· С другой стороны, не ответив на вопрос: Как в русле Промысла вразумить или обуздать «строптивого царя»? — Иосиф Волоцкий создал предпосылки:
Ø к обожествлению особы государя,
Ø к обожествлению государственной власти,
Ø и в конечном итоге — к выпадению режима правления из русла Промысла, поскольку обожествление особы государя и обожествление (сакрализация) государственной власти подразумевают признание безошибочности их действий без каких бы то ни было исключений, т.е. безгрешность.
В результате возникла система общественно-государственных взаимоотношений, в которой:
· все юридически легитимные права у государя и государства, которые являются генераторами новых прав для себя и обязанностей для подвластного общества по мере возникновения «исторической необходимости» в модифицировании системы своих прав и обязанностей подданных;
· а у общества и любого человека де-факто никаких прав, а только обязанности выполнять законные и незаконные распоряжения власти.