Конечно же, автору, как и большинство читателей настоящей книги, вполне отождествляющему себя с современным человечеством, хочется верить, что именно незавершенность происходящих перемен, и только она одна, не позволяет в полной мере понять их последствия. Хочется верить, что, хотя сегодня человек может только предчувствовать и бояться происходящих процессов, как и любых других далеких от окончательного проявления и тем более завершения принципиальных изменений, завтра перемены будут осознаны, и развитие войдет в привычную, знакомую по всей предшествующей истории колею. Мир снова будет целостно осмыслен, а будущее - превращено в комплекс приятных или не очень, но понятных и примерно оцененных вероятностей (условный пример такого понимания: вероятность ядерной катастрофы в течении ближайших семи - или семидесяти - лет составляет 30%, для ее снижения до уровня 20% нужно делать то-то, для снижения до уровня 10% - то-то; «цели поставлены, задачи определены - за работу, товарищи!»).
Однако скорее всего, что и будет показано в настоящей книге, подобное оптимистическое развитие событий нам не грозит.
Представляется, что принципиальные проблемы современного человечества связаны не с незавершенностью, а с самим характером происходящего с ним изменения, с его фундаментальной глубиной. Отдельный человек не может охватить своим интеллектом его сути по той же самой причине, по которой часть не может постичь управляющего ей целого - даже если по своей внутренней структуре она остается подобной ему.
Новая коммуникативная система способствует качественному усложнению, саморазвитию информации и, вероятно, усилению ее влияния на материальный мир (частный случай такого влияния описал еще К.Маркс, подметив, что идеи, овладевая массами, становятся материальной силой). При этом из факта саморазвития, самопорождения (индукции) информации с неизбежностью следует повышение степени «самостоятельности» ее воздействия на материальный мир, снижение зависимости этого воздействия от отдельных материальных факторов.
Ноосфера, о которой Вернадский писал как о некоей почти философской категории (в естественнонаучном романтизме своей эпохи говоря о подразумевающем полезность «знании», но не о нейтральной «информации»), совсем недавно, в середине 90-х годов сгустилась во вполне ощутимую более не гуманитарную, но технологическую реальность. Эта реальность надвинулась на наиболее развитую (опять-таки в технологическом плане) часть человечества, заслоняя и подменяя собой кантовские «звездное небо над нами» и «моральный закон внутри нас» резко расширившимся миром «вещей в себе», принципиально неподвластных данному сознанию в данный период времени.
Наиболее развитая часть человечества, таким образом, стала (или по крайней мере становится) уже не совсем и не только человечеством - она стала частью некоторого ноосферного новообразования, своего рода «коллективного сознания», из которого исключены общества и отдельные граждане менее развитых стран.
Хотим мы того или нет, но мы живем уже в этой, новой реальности, которая поддается познанию значительно хуже, чем привычный для нас и потому комфортный «старый мир», - в который, как обычно, уже нет и никогда больше не будет возврата.
Человечество изменилось: оно стало даже не столько больше, сколько сложнее. Уже первая треть ХХ века - подлинной эпохи наполеоновских «больших батальонов» - окончательно превратила его из простого сообщества индивидуумов в совокупность личностей и жестко формализованных организаций, обеспечивающих их рациональное взаимодействие в различных ситуациях.
Общественные кризисы второй половины 60-х годов, потрясшие (хотя и по-разному) все крупные человеческие общества того времени, включая Советский Союз и Китай, обнажили целый ряд принципиальных, неизживаемых недостатков жестких организаций как таковых, среди которых наиболее значимы недостаточная гибкость и адаптивность. (Среди проблем, с которыми они оказались не в состоянии справиться, оказался кризис свободного времени: рост производительности труда и расширение сферы услуг дали членам развитых обществ непривычно много свободного личного времени, которое те - ни в капиталистических, ни в социалистических странах - так и не умели эффективно занять). Способом компенсации чрезмерной окостенелости традиционных организаций стало стихийное порождение человеческими обществами неформализованных и потому относительно неустойчивых коллективов.
Члены последних самостоятельно и добровольно концентрировались на решении актуальных для общества проблем, причем довольно часто реально решаемая проблема не осознавалась ими. Можно предположить, что, например, филателисты и кактусоводы восприняли бы как личное оскорбление констатацию того факта, что с точки зрения развития общества они всего лишь участвуют в решении проблемы переизбытка свободного времени, а уфологи или фанаты «снежного человека» - в отвлечении творческого потенциала инженерно-технической интеллигенции социалистических стран от общественно-политической жизни.
Представляется принципиально важным, что бессознательное, но при этом массовое, активное и самостоятельное участие индивидуумов в решении реальных общественных проблем показывает, что они перестали быть самостоятельными участниками общественного развития и осуществляют его как части некоего «социального автомата» - коллектива. При этом, в отличие от прошлого, коллективы в массовом порядке и постоянно создаются обществом уже не для поддержания традиционных форм жизни, но, напротив, для осуществления изменений (что в прошлые эпохи происходило лишь в периоды революций) и даже для решения разовых локальных проблем. При этом один и тот же человек в зависимости от выполняемой им социальной функции действует как член различных и при этом разноуровневых коллективов, с легкостью перемещаясь из одной социальной реальности в другую.
Подчеркнем: новым является самостоятельность, самоорганизация коллективов, их преобразующая роль и их важность для общественного развития. Это позволяет говорить, что уже более трети века, на протяжении жизни почти полутора поколений совокупность как жестко формализованных организаций, так и неформализованных и потому относительно неустойчивых сообществ стала самостоятельной формой и фактором развития как личности, так и человечества в целом. И, если для отдельной личности указанная совокупность сообществ стала неотъемлемой средой обитания, то для всего человеческого общества она превратилась в его внутреннюю структурообразующую систему - своего рода скелет.
Человек, первоначально живший в природе, затем разместивший между ней и собой все более плотный кокон технологий, получивших даже наименование «второй природы», на протяжении жизни уже более чем поколения живет еще и в многоуровневом коконе коллективов. Около десятилетия назад к этому добавился и информационный «кокон», также отделяющий его от «голой» реальности.
Индивидуальное сознание, инстинктивно защищаясь от всего слишком нового и сложного, сберегая интеллектуальные силы для решения насущных, неотложных повседневных проблем, старается не замечать качественного усложнения и повышения многообразия своей среды обитания. Когда от него не удается отвернуться, индивидуальное сознание склонно считать его то ли не имеющей практического значения фантазией, то ли не существующим в действительности миражом, то ли чудовищной ересью.