Удары голых пяток об невидимый пол эхом разносились по всей той пустоте, что окружала её, но она не видела, не слышала, - она просто бежала. Бежала изо всех сил к тому самому яркому свету, который с каждым шагом, с каждым ударом сердца, - что обдавал всё изнемогающее от усталости тело острой болью, - становился всё ярче, но вместе с этим и всё дальше и дальше… И лишь сильнее возрастало в её душе чувство безысходности.
Казалось бы, в помещении больше нет ни одной живой души, кроме трех рыбок в аквариуме, как вдруг в детской все зашевелилось.
Она уже совсем потеряла счет времени. Она совершенно не знала, куда она бежит и зачем. Или, может быть, знала, но эти воспоминания поглотил мрак чего-то первобытного. С каждым неощутимым мгновением в сердце возрастало непреодолимое предчувствие чего-то ужасного, что должно произойти с минуты на минуту. Лишь этот свет, этот недосягаемый свет, который светит спасительной искрой в царстве животного страха, может её спасти. Хотя постойте, а кто она вообще?
Это очнулись многочисленные обитатели комнаты хозяйки. Шли они со всех сторон, со всех шкафов, даже с балкона.
И тут правая нога самым предательским, образом подкосилась и девочка улетела во тьму. Не было никакого пола, не было никакого света… Была лишь тьма. Ужас, мрак и разрывающее изнутри чувство потерянности и безысходности. Её крылья…Её бурые крылья с еще находившимся кое-где серым пушком… Она их больше не чувствовала, и прежде чем последний крик, точно гул выезжающего из тоннеля поезда, вырвался из её горла, она… С грохотом рухнула на деревянный «пол» своей полки.
Боль. В который раз эта острая боль, прожигающая грудную клетку, вгрызлась в тело Райнбоу. Задыхаясь, девочка начала обезумевшим от страха взглядом огромных лиловых глаз искать банку с таблетками, которая так неудачно вывалилась у нее из кармана просторного бирюзового платья на молнии.
Стараясь сдержать судорожное дыхание, девочка, беспомощно растянувшись на полу, наблюдала, как заветная баночка катится к краю «пропасти».
- Не-по-вез-ло-о-о! Это жизнь, друг мой, пойдё-о-о-от! – Самозабвенно напевала, сидя на краю полки и пронзительно пиликая всем назло подаренной родителями скрипкой Винни, когда к ней подкатилась баночка. С сиплым хрипом Райнбоу потянулась бледной рукой, похожей отдалённо на голое птичье крыло с огромной кистью, - к единственному спасению, не в силах двинуться с места.
- Фублик, таблетки! Только не у-ми-ра-а-а-ай! – Всё так же нараспев, не поворачиваясь к одногруппнице, протянула Винни, подбирая баночку и протягивая её Райнбоу.
Тут же дрожащие пальцы открутили крышку, вынули пилюлю, и, опустив сначала полый конец на язык и выдавив первый компонент, закинули её девочке в рот.
Всё, напасть миновала. И, слава звёздам, что баночка вовремя нашлась, иначе всё могло бы кончиться, - как и где-то раз двадцать до этого, - очень и очень плохо.
Однако, как только Райнбоу подняла глаза - на неё накатила новая волна. Теперь уже жуткого стыда. Всё ещё сидевшие на чуть не перевернувшемся пластмассовом диване Петрин и Твайла смотрели прямо на неё. Зависла неловкая пауза.
- Ладно, всё! – Выкрикнула Винни, одним рывком встав на ноги. – Завтра ещё раз отрепетирую – и можно выступать. Ещё раз прости, что забыла выучить эту партию.
Проходя мимо Петрин, Винни, не глядя на подругу, с нажимом потрепала её по голове, взъерошив каждый день так бережно и с любовью укладываемую шёрстку на макушке.
- Тем не менее – попрошу заметить, что выучила я её за каких-то там два дня! И что было так волноваться?
Райнбоу внимательно глядела на свою спасительницу, карабкающуюся по веревочной лестнице из пряжи на верхние этажи, с надеждой на то, что она не уйдёт слишком быстро и сумеет заодно ещё и разрядить ситуацию.
Винни – подросток не слишком высокого роста с почти детским личиком. Райнбоу не раз доводилось наблюдать обескураженные лица тех, кто впервые заговорил с этим ангельским созданием с короткими, чуть вьющимися синими волосами, - через которые проглядывали перьевые ушки, - пухлыми губками на белом личике и в умилительно огромных сапогах, достававших ей почти до колена, из которых выглядывали чёрные шаровары. Её беспорядочная речь и бурная жестикуляция способны были кого угодно впечатлить. Кроме всего этого из-под голубой потёртой кофты на непропорционально маленьком торсе со спины проглядывали вживлённые железные протезы. Нет, они не были связаны с какими-то проблемами со здоровьем, просто уж так вышло, что её родители принадлежали к расам со слишком разным генофондом, что привело к тому, что ребёнка естественным путём они заиметь никак не могли. Винни вышла, как это сейчас грубо говорят, «из пробирки», и с самого детства носит под кожей железный каркас, который по мере формирования девочки по частям удаляли. Назначение его заключается в том, чтобы, как выражается сама Винни, «не выросла третья нога или вторая голова».