— А теперь скажи нам, Музоний, что такое смелость?
Опершись спиной о колонну и скрестив руки на груди, стоик отвечал:
— Смелость, Эпиктет[45], — это добродетель, вооруженная для борьбы за справедливость. Это отнюдь не чудовище, которое бросается в варварском порыве ради удовлетворения похоти и тщеславия, а знание о правах людей, учащее отличать то, что следует стойко переносить, от того, с чем не следует мириться. Сердце спартиатов горело только для побед. То же самое происходит и с кичливым. Он хочет быть первым, он хочет быть единственным, а возвыситься над другими не может без попрания добра, без того, чтобы нанести ущерб справедливости. В противоборстве с такими ты станешь смелым борцом за справедливость…
Минуту стояло молчание. Потом кто-то спросил:
— А что же, учитель, по сути своей есть добро?
— Оно состоит из четырех начал: любовь к людям, любовь к истине, любовь к свободе и любовь к гармонии.
Стоявший у одной из колонн худощавый прохожий направил свой взор на группу беседующих и заговорил:
— Слова твои, учитель, словно музыка небесных сфер в тишине этого портика, и, как живительный бальзам, они текут в гомоне, наполняющем сегодня город. Но, Музоний, в то время как ты учишь здесь благородных юношей любви к людям и к истине, там, на Форуме, волки и змеи льют в душу римского люда яд высокомерия и ненависти!
Музоний и окружавшие его юноши огляделись, но прохожий, только что произнесший эти слова на отменной латыни с легким иностранным акцентом, уже поспешно сворачивал на одну из улиц, ведущих к Тибру. После некоторого замешательства в группе, стоявшей в тени портика, раздался ироничный и чуть обиженный юношеский голос:
— Кем бы ни был тот прохожий, он сказал правду. Оглянись, Музоний. Пока мы здесь в прохладной тишине наслаждаемся божественным нектаром философии, вокруг бушуют безумства, народ обжирается, упивается, ударяется в загул и громкими криками приветствует тех, кто превращает его в стадо кабанов и стаю волков. Гнев и возмущение правят мыслями моими, и я спрашиваю тебя, о учитель: почему тот путь, по которому мы идем за тобой, так узок и безлюден?
Музоний ласково взглянул на молодого человека и голосом, за которым чувствовалась невозмутимость вечно улыбчивой души, ответствовал:
— О, Ювенал[46], этот путь высок и бессмертен. Охваченный гневом к преступлениям и глупости людской, знай о том, что род людской не кончится на нас и что наш век не положит конца его движению. Из-под небесной чистоты и тишины философия изливает истины свои в души редкие, избранные, которые медленно и с великими трудами разносят их во времени и в пространстве. А мы — жрецы ее и посланцы. Это к нам относится стих Энния[47]: «Никто не льет пусть слезы на могилах наших, ибо живем мы вечно, перелетая от души к душе». Когда кипят страсти, царит насилие, безумствует глупость, негоже нам покидать ряды борцов за истину и добро, но, словно на скале высокой, несокрушимой, стоять нам следует на принципах своих и смотреть вперед, в грядущее, себя подставив под удары волн и громов!..
Средь отдаленных шумов, которые с площадей и улиц словно таранами били в знойный воздух, слова Музония звучали поистине небесной музыкой в тихом и прохладном портике, живительным бальзамом, казалось, проливались на земную суету и безумие. С уст молоденького Ювенала исчезла горькая усмешка, и он поднес к ним край плаща любимого учителя; глубокие страдальческие очи Эпиктета озарились блеском вдохновенья; Тацит[48] нахмурил лоб и решительно предложил:
— Пойдем же, учитель, на Форум, чтобы собственными глазами увидеть то, о чем нам сообщил прохожий!
Однако к группе собеседников быстро приближался молодой мужчина в белой тунике и серебряной повязке на черных волосах. Это был Артемидор. Он почтительно склонился перед Музонием, ровесников же обвел дружественным взглядом.
— Гельвидий и Фания просят тебя, учитель, чтобы ты как можно скорее прибыл в их дом, там будут принимать Домициана, императорского сына.
Глаза стоика засверкали, как у бойца, вызванного на поединок, его высокий лоб наморщился. Он поднял руку и с отсутствующим взглядом произнес:
45
Эпиктет (50-125/135/138?) — античный философ, представитель позднего стоицизма, ученик Музония Руфа.
48
Публий Корнелий Тацит, или Гай Корнелий Тацит (ок. 56-ок. 117) — древнеримский историк.