— Ты изучала историю, девочка? — с интересом спросил Ранду.
Байта кивнула.
— Да, но я была не очень дисциплинированной студенткой. Но кое-чему научилась, конечно.
— Ага, на стипендию натягивала, — съехидничал Торан.
— И что же ты изучала? — мягко поинтересовался Ранду.
— Что — все рассказать? Сейчас? — рассмеялась девушка.
Старик смущенно улыбнулся.
— Ну, ладно, ладно, не смейся над стариком. Скажи только, что ты думаешь по поводу нынешней ситуации в Галактике?
— Я думаю, — совершенно серьезно ответила Байта, — что надвигается Селдоновский кризис, причем такой, какой выходит за рамки Плана Селдона. Такое впечатление, что План просто проваливается.
(Фрэн в своем углу присвистнул и пробормотал себе под нос: «Ничего себе! Сказать такое о Селдоне!» Однако вслух он ничего не сказал.)
Ранду задумчиво посасывал трубку.
— Вот как! Почему ты так считаешь? Знаешь, когда я был помоложе, я был в Академии, и мне когда-то приходили в голову всякие трагические мысли. Но все-таки почему ты так думаешь?
— Хорошо, я скажу.
Байта задумалась, нахмурилась, закутала ноги поглубже в мех ковра, обхватила колени руками.
— Мне представляется, что весь смысл Плана Селдона состоял в создании лучшего мира, чем тот, которым была древняя Галактическая Империя. Тот мир начал распадаться три столетия назад, как раз в то время, когда Селдон основал Академию. Если верить истории, распад его был вызван триадой болезней — инерцией, деспотизмом и неравномерностью распределения материальных ценностей в Галактике.
Ранду медленно кивнул. Торан глядел на жену гордыми, сияющими глазами, а Фрэн в своем углу восхищенно прищелкнул языком и наполнил свой бокал.
Байта продолжала:
— Если все, что рассказывают о Селдоне — правда, получается, что он предвидел окончательное падение Империи с помощью законов психоистории. Ему удалось предсказать и то, что должно пройти тридцать тысячелетий неизбежного варварства, прежде чем будет создана новая Империя, в которой будет восстановлена цивилизация и культура человечества. Главной целью его жизни было создание условий, способных обеспечить ускорение возрождения.
Из угла донесся приглушенный бас Фрэна:
— И именно с этой целью он основал две Академии, да прославится имя его во веки веков!
— Именно поэтому он основал две Академии, — подтвердила Байта. — Наша Академия представляла собой сообщество ученых из умирающей Империи, призванных возвести науку и знания человечества на новые невиданные высоты. Академия была географически расположена таким образом и поставлена в такие исторические обстоятельства, что посредством своих гениальных исследований и расчетов Селдон предсказал, что через тысячу лет она станет основой Второй, более могущественной Империи.
Стояла почтительная тишина. Девушка мягко проговорила:
— Это старая история. И все вы ее знаете. Уже триста лет в Академии ее знает любой школьник. Но мне показалось, что стоит вспомнить ее — хотя бы вкратце. Сегодня — день рождения Селдона, вы знаете. И хотя я из Академии, а вы — с Хейвена — это наш общий праздник.
Она медленно закурила сигарету и рассеянно повертела ее в руке, глядя на горящий кончик.
— Законы истории так же абсолютны, как законы физики, и если вероятность ошибок в истории более высока, то это только потому, что история не располагает для своих исследований таким количеством людей, как физика — атомов, и в ней больше места для индивидуальных вариаций. Селдон предсказал ряд кризисов на протяжении тысячелетия, каждый из которых должен был ознаменовать определенный поворотный пункт в нашей истории, в нашем движении по заранее намеченному пути. Именно эти кризисы двигают нас вперед. Поэтому сейчас должен наступить кризис. Сейчас, — повторила она убежденно. — Прошло уже почти сто лет со времени последнего кризиса, и за это время все пороки Империи, как в зеркале, отразились в Академии. Наши правители признают только один закон — никаких перемен. Что это, как не деспотизм? Они признают только один стиль правления — насилие. Они знают только одно желание — удержать то, что считают своим.
— Пока другие голодают! — рявкнул Фрэн, трахнув кулаком по подлокотнику кресла. — Девочка! Слова твои — драгоценный жемчуг! Толстосумы, сидя на денежных мешках, управляют Академией, в то время как отчаянные смельчаки — Торговцы — влачат жалкое существование на заброшенных планетах, вроде Хейвена. Это оскорбление Селдона, пригоршня грязи ему в лицо!
Он поднял единственную руку, сжатую в кулак, лицо его непривычно вытянулось.
— Если бы у меня было две руки! Я бы заставил их выслушать меня! Они бы…
— Папа, — вмешался Торан, — папа, успокойся!
— Успокойся, успокойся! — передразнил его отец. — Мы тут гнием и сдохнем тут, а ты говоришь — успокойся!
— Ну, просто — воскресший Латан Деверс, — сказал Ранду, указывая на брата трубкой, — наш старина Фрэн. Латан Деверс погиб на невольничьих рудниках восемьдесят лет назад с прадедушкой твоего мужа, девочка. Он добр и честен, но мудрости ему недоставало.
— Да, черт подери, на его месте я сделал бы то же самое! — продолжал распаляться Фрэнссарт. — Деверс был величайшим Торговцем всех времен, выше, чем этот раскрашенный мыльный пузырь Мэллоу, идол Академии. И если висельники, которые правят Академией, убили его только потому, что он боролся за справедливость, тем больше крови на их руках!
— Девочка, продолжай, — попросил Ранду, — продолжай, или он будет вот так орать всю ночь напролет, а потом весь день будет стонать и бредить.
— Да продолжать-то особенно нечего, — с неожиданной горечью откликнулась Байта. — Кризис должен наступить, но как его ускорить, я не знаю. Прогрессивные силы в Академии жестоко подавлены. Вы, Торговцы, могли бы восстать, но за вами охотятся, и вы разъединены. Если бы удалось объединить все силы доброй воли внутри Академии и за ее пределами…
Фрэн засмеялся — будто огромный ворон закаркал.
— Слушай ее, Ранду, слушай! Девочка-девочка, нет никакой надежды отыскать слабые места в Академии. У них ведь там как: один хлещет бичом, а другие принимают удары — смертельные удары. Во всей Галактике не осталось смельчака, который мог бы встретиться лицом к лицу с одним честным Торговцем!
Байта тщетно пыталась перевести разговор в другое русло. Торан обнял ее и нежно прикрыл ее рот ладонью.
— Папа, — попытался он урезонить отца, — ты никогда не был в Академии. Ты о ней практически ничего не знаешь. Я хочу, чтобы ты поверил мне: в тамошнем подполье много сильных и смелых людей. Между прочим, Байта — одна из них.
— Ладно, ладно, мальчик, ну что ты оправдываешься? Еще не хватало нам поссориться! — Он был явно смущен.
Но Торан пылко продолжал:
— Твоя беда, папа, в том, что ты — провинциал. Ты думаешь, что несколько сот тысяч Торговцев — великий народ уже только потому, что обречены на жизнь в пещерах на забытой Богом планете, на краю Галактики. Конечно, сборщик налогов из Академии, попав сюда, имеет мало шансов вернуться обратно, но это — дешевый героизм. Что бы вы стали делать, если бы Академия вздумала послать сюда флот?
— Мы бы разнесли его на куски и отправили к чертовой бабушке!
— И сами бы отправились туда же. Преимущество было бы на их стороне. Вас мало, вы плохо вооружены, плохо организованы, и как только это поймет Академия, и вы это очень быстро поймете. Поэтому лучше бы вам поискать единомышленников — и в самой Академии, и за ее пределами.
— Ранду! — умоляюще пробасил Фрэн, беспомощно глядя на брата.
Ранду вынул изо рта трубку.
— Фрэн, мальчик прав. Послушай свое сердце и ты поймешь, что он прав. Просто тебе неприятны эти мысли и ты прогоняешь их и орешь на всех. Только от них никуда не деться, Фрэн. Торан, я сейчас объясню тебе, для чего я все это устроил.
Он задумчиво выпустил струйку дыма и положил трубку на край пепельницы. Подождал, пока табак догорит, и, аккуратно постучав по пепельнице, вытряс пепел. Медленно, тщательно снова набил трубку табаком.