Марсия жестом пригласила за стол. Очевидно, этикет не позволял ей сесть самой прежде гостя. Но, пройдя мимо отведенного ему места, Лейн миновал хозяйку, взялся за спинку ее стула и усадил, слегка надавив свободной рукой на плечо. Марсия обратила к нему сияющее личико. Мех волос, скользнув в сторону, приоткрыл ушко — узкое и почти без мочки. Лейн едва обратил на эту деталь внимание, настолько захватило сложное чувство — смесь брезгливости и восторга, — порожденное прикосновением. И причиной волнению было даже не собственно прикосновение к коже хозяйки, нежной и бархатистой на ощупь, как у младенца, а пронзившая Лейна мысль, что он таки решился на это.
Отчасти все эти переживания от неестественной ее наготы, рассудил землянин, усаживаясь на свое место за столом. Наготы, обнаруживающей не так называемый срам, а полное отсутствие оного. Ни грудей, ни сосков, ни пупка, ни складок или, напротив, выпуклостей на лобке. Подобная телесная невинность представлялась Лейну чем-то совершенно нелепым, неправдоподобным, попросту невозможным. Постыдно не иметь ничего постыдного, подумал он, и мысль эта, показавшись ему самому чересчур эксцентричной, даже повергла в смущение — Лейн покраснел.
Не замечая переживаний гостя, Марсия наполнила его стакан темной жидкостью из высокой бутылки. Лейн пригубил. Напиток оказался вином, и неожиданно изысканным для Марса — на уровне вполне приличных земных.
Марсия разломила одну из булочек, протянула половинку гостю. Затем, сжимая хлеб в одной руке, а стакан с вином в другой, склонила голову и, прикрыв глаза, принялась что-то декламировать.
Землянин во все глаза следил за ее действиями. А хозяйка, похоже, попросту молилась, служила благодарственную молитву. И если она являлась прелюдией к причастию, то сходство с земными обычаями было просто поразительное.
Собственно, чему удивляться? — остудил себя Лейн. Плоть и кровь, хлеб и вино — символика простая, логичная и вполне может оказаться универсальной во всей необъятной Вселенной.
А может статься, что все эти аллюзии — плод взбудораженного воображения. Происхождение ритуала, исполняемого хозяйкой, и самый смысл его могли быть настолько далеки от всего земного, что и во сне не привидится.
С такой точки зрения для ложных истолкований давали повод и последующие действия хозяйки. Вкусив от хлеба и пригубив вина, она недвусмысленным жестом призвала Лейна последовать своему примеру. Он подчинился. Затем же Марсия пожевала хлеб, сплюнула кашицу в свободную чашку и, поощрительно кивнув головой, протянула ее Лейну. Тот снова подчинился — ему было занятно, чем может закончиться необычная процедура.
Но уже в следующее мгновение землянин ощутил сосущую пустоту под ложечкой: Марсия, перемешав жижу из обоих ртов в чашке пальцем, протянула его к губам Лейна. Похоже, палец следовало облизать.
Таким образом, помимо аспекта метафизического ритуал приобретал еще и физический, телесный аспект. Хлеб и вино играли роль плоти и крови божества, которому поклонялась Марсия. Теперь, слившись со своим богом телесно и духовно, она желала соединиться также и с ним, Лейном.
Что вкушу я от Бога, тем и стану. Что вкусишь от меня, тем ты и станешь. Что вкушу от тебя, тем стану я. Своеобразное триединство, троица.
Лейн отмел мелькнувшую было мысль о собственной ереси. Напротив, подобная трактовка происходящего даже взволновала слегка. Он не сомневался, что большинство христиан отказалось бы участвовать в подобном причастии, означающем наверняка совсем иное и к тому же весьма далеком от земного в деталях. Они зачислили бы весь этот обряд в категорию языческих ритуалов. Но не Лейн: пресловутое большинство находил он косным и узколобым, а подобную реакцию счел бы нелогичной, жестокой и смехотворной. Создатель во Вселенной един, и не важно, как Он наречен, каким именем назовет Господа собственное творение.
Лейн искренне веровал в Бога, но весьма личностного Бога — такого, которому его, Лейна, судьба отнюдь небезразлична. А также в то, что Спаситель уже был однажды ниспослан человечеству, нуждавшемуся в искуплении грехов. И если иные миры, инопланетные цивилизации тоже нуждались в искуплении, то почему бы и им не получить своего Избавителя? Возможно, кое в чем Лейн заходил дальше иных своих благочестивых земных собратьев: он исповедовал, а вернее, что называется, практиковал истинную любовь ко всему человечеству и во всех ситуациях стремился вести себя соответствующим образом. Из-за того среди друзей приобрел репутацию чуть ли не религиозного фанатика. Лейн, однако, не устраивал шумихи вокруг собственных взглядов, он умел сдерживать свои порывы — в достаточной мере, чтобы не создавать в жизни лишних неудобств и не терять друзей, — а его искренность и сердечность, несмотря на некоторую экстравагантность образа жизни, привлекали многих.
Всего шесть лет назад Лейн был убежденным агностиком. Но первое же путешествие в космос преобразило его, изменило совершенно. Обогащенный новым опытом, вдребезги разбившим все прежние взгляды и представления, Лейн осознал, как ничтожен человек перед устрашающе многоликой и необъятной Вселенной и как нуждается он в спасительной соломинке, способной удержать на плаву посреди бушующего космического океана.
Парадоксальный случай, связанный с обращением Лейна, часто вспоминался ему впоследствии: один из товарищей по экспедиции, человек ранее невероятно благочестивый, по возвращении из космоса напрочь отрекся и сделался совершенным атеистом...
Все это промелькнуло перед мысленным взором, пока Лейн обсасывал хозяйкин палец. Затем, подчиняясь ее жесту, окунул в смесь собственный и сунул в рот Марсии.
Томно зажмурив глазки, она нежно облизывала палец. Когда Лейн потянул его, решив, что хорошенького понемножку, Марсия придержала руку. Лейн не настаивал, опасаясь обидеть хозяйку. Возможно, так полагалось в соответствии с ритуалом.
Но чуть ли не экстатическое выражение, написанное на лице Марсии, поставило землянина в весьма нелегкое положение. Хозяйка сосала его палец, как изголодавшийся младенец — материнскую грудь. И Лейн не выдержал — не видя никаких признаков скорого завершения церемонии, он неторопливо, но настойчиво освободил руку. Широко распахнув глаза, Марсия вздохнула, но смолчала. И занялась угощением.
Густой горячий суп, напоминавший по консистенции похлебку из планктона, столь популярную нынче на изголодавшейся Земле, — только без привкуса рыбы, — оказался восхитительным на вкус и весьма сытным. Коричневые булочки походили на ржаной хлеб. Мясо десятиножек оказалось не хуже крольчатины, но чуть слаще и с каким-то незнакомым резковатым запахом. Лишь разок Лейн отщипнул от листвы в салате, но и этого показалось ему с избытком: дыхание перехватило, он поперхнулся, на глазах проступили слезы. Хозяйка встревоженно наблюдала, как Лейн поспешно запивал салат вином. Он успокоил Марсию вымученной улыбкой и более к салату не прикасался. А выдержанное вино не только охладило пылающее горло — в свою очередь оно огнем прошло по жилам. Осторожно, к этому напитку следует умерить пыл, приказал себе Лейн. Но как-то незаметно для себя осушил и второй стакан.
Крепкое питье ударило в голову: стены поплыли, и Лейна охватило безудержное веселье. События уходящего дня: горе по утопшим в болоте товарищам, собственное чудесное избавление от, казалось бы, неминуемой гибели, случайная атака десятиножки, неутоленное любопытство по поводу происхождения Марсии и местонахождения ее соплеменников — все это, вместе взятое, то ли повергло Лейна в умственный ступор, то ли наоборот — вызвало в нем желание слегка побуянить.
Покачиваясь, Лейн поднялся и, чтобы занять себя чем-нибудь полезным, предложил свою помощь в мытье посуды. Хозяйка отрицательно помотала головой и сложила все в мойку. А Лейну в голову пришла новая идея: почему бы и не смыть сейчас липкий пот и ароматы двухдневного перехода? Распахнув дверь в душевую кабинку, он обнаружил, что одежду там повесить негде. Разгоряченный вином и утомленный тяготами прошедшего дня, а также памятуя, что Марсия в конце концов вовсе не женщина, Лейн стал решительно сбрасывать с себя все прямо посреди комнаты.