— Нет-нет, продолжайте, — сказала Ивонна, не сводившая со Скипа глаз.
— Ну… К черту нашу этимологию! Учитывая прочность современных красок, отчего бы не писать фрески на полу? Пол ресторана стал Землей. С него вставали мертвые. Поваленные надгробия, отверстые могилы, картина полного хаоса, потому что я сообразил, что ко Дню Страшного Суда каждая пядь земли будет тысячу раз использована для погребения. Я сомневался в том, что акт воскресения плоти будет одномгновенным, и посему показал различные стадии: свеженький, едва подгнивший покойник; череп, катящийся на воссоединение со своими позвонками; два скелета, дерущиеся из-за берцовой кости; вздымающийся вихрем древний прах, приобретающий свои первоначальные, призрачные очертания… И наконец, полностью воскресшие экземпляры!
Я вовсе не пытался достичь трагического величия, как в фонтане Орфея в Стокгольме. «Откровение» — книга дикая, редкая бредятина. Воскресшие, те, что послабей, мучительно пытались удержаться в вертикальном положении, подпирая друг друга высокими стульями у стойки бара. Двое влюбленных рыдали друг у друга в объятиях. Да, рыдали. Правда, умерли они стариками. Вспомнив, что на небесах нет браков, молодая парочка пыталась тихонечко смыться… Ковбой бузил, индеец долбил пирогу, ну и вы можете себе представить все остальное… По низу передней стены я изобразил в перспективе горящие города, наводнения, землетрясения и прочие несчастья, включая удар молнии, разбивающий фундамент здания фундаменталистской церкви. Спасенных я наделил счастливыми лицами пьяниц и придурков, иные выглядели весьма сомнительно, иные психами, а одного уже вконец укачало.
Естественно, все они были голые, ведь в Писании нет ни слова о восстановлении саванов. На левой стене проклятых точно так же несло в бездну. Навстречу им с ревом вздымалось адское пламя, несколько передних грешников уже стали поджариваться, бр-р-р! Вокруг них суетились жуткого вида черти. Детали я опускаю. Сатана выглядел получше. В образе Змея. Одной рукой он сгребал грешников, другой же показывал Богу кулак с оттопыренным средним пальцем. За стойкой, для услаждения пьющих, я изобразил Великую Блудницу Вавилонскую верхом на звере. Я нарисовал несколько спаривающихся зверей. Блудница с радостью взирала на Антихриста, что не оставляло ни малейших сомнений относительно ее намерений… О, простите, я не хотел оскорбить вас, — извинился Скип, хотя в этом не было необходимости.
— Боже правый! — хихикая, воскликнула Ивонна. — И как это приняли посетители?
— Позор на мою седую голову! Как я не понимал, что они просто не в состоянии по достоинству оценить мастерство! — вздохнул Скип. — Тут-то мне и пришлось показать, какой я «кузнечик», и уносить ноги, подтверждая справедливость этого слова. (Не в первый и не в последний раз Скип возблагодарил судьбу за то, что в свое время выучился каратэ.) Наверняка хозяин все закрасил.
Ивонна взяла себя в руки. Скип понимал, что ее реакция вызвана не только живостью его рассказа и Ивонна понимает это сама.
— Странно, — сказала она. — Никогда раньше не встречалась с человеком, у которого артистичность в крови.
— Принимает самые странные формы, — попытался закончить цитату Скип, но Ивонна явно его не поняла.
— Приличные иллюстраторы попадались, — продолжала она, переводя взгляд со Скипа на море и обратно. — Двое-трое таких, что хвастались своим талантом, но не были настоящими мастерами. Я встречала гениальных музыкантов и ученых, но настоящего художника, до вас, никогда не встречала.
«Может, пора открыться? — подумал Скип. — Впрочем, еще секунду назад она выказывала желание не касаться этой темы».
— Благодарю вас, — подчеркнуто вежливо сказал он. — Но я думаю, что никто из нас, то есть ни один из когда-либо живших людей, будь то Рембрандт или Бах, не сравнится… в артистизме, что ли?.. с непревзойденным гостем нашей планеты… — Скип не был уверен, что Ивонна клюнет, но она вопрошающе вскинула брови. — …ссигманцем, — закончил фразу Скип и ткнул пальцем в небо.
— Но эта… Кантер… — Ивонна слегка покраснела. — Кантер, как вам известно, доказала, что сигманец настоятельно требует эстетического начала. Совсем как древние японцы.