Однако в тот момент, после тринадцати последовательно неудачных попыток, вклад Харви в теорию и практику межпланетных коммуникаций не стоил, казалось, и ломаного гроша.
Но Соммерштайн намеревался попытаться снова, еще через двадцать восемь минут, а если понадобится, он был готов работать всю ночь.
Хребет Тарсиса
Олимпийские горы
Долина Маринерис
Плато Хрисеиды
Компания «Мюррей Хилл лабораториз»,
24 марта, 11.23 местного времени.
Харви Соммерштайн показался на рабочем месте в лаборатории как раз перед ленчем. Его била нервная дрожь, и он часто позевывал, ведь поспать удалось лишь четыре часа. Перед глазами плясали разноцветные точки и линии — не то последствия чрезмерного физического и умственного напряжения, не то образы, оставшиеся после пятнадцати часов непрерывного сопоставления планетных координат и векторов передачи внутри компьютерного шлема.
Здравый смысл подсказывал Харви, что в таком состоянии лучше провести денек дома. Но инстинкт политика говорил, что ему надлежит быть в готовности, доложить результаты — любые результаты — администраторам лаборатории, после того как он израсходовал огромные объемы эфирного времени и денег в бесплодных попытках поздороваться с обитателями Марса.
По прибытии Соммерштайн первым делом опустошил ящик с электронной почтой. И точно, поверх бумаг лежал электронный запрос от Пола Пирса, предлагавший явиться на официальную встречу тет-а-тет в кабинете администратора. Записка гласила: «как только вам будет удобно», что на языке политических терминов означало: «немедленно, сукин сын».
Соммерштайн уже собирался дать ответ, но некое шестое чувство подсказало ему задержаться на пару минут и просмотреть содержимое почты до конца. В ящике было двадцать три письма, и все с инопланетной маркировкой. Харви всмотрелся пристальнее. На всех стояло слово «Марс». Соммерштайн немедленно принялся читать.
— Получили вашу радиограмму от 13.45 единого времени, — сообщил оператор ночной смены из Аэрополитанского центра на Хребте Тарсиса.
— Передача чистая, без искажений, — был ответ из обсерватории в Олимпийских горах.
— Привет, Харви!.. Поздравляем! — пришло послание от пятнадцатилетнего корреспондента из долины Мариерис.
— Уже получили три ваших сообщения. Все получены без единой ошибки, — ответили с геофизической станции неподалеку от кратера Домор.
— Продолжаем принимать сообщения, — прокомментировали со станции на Тарсисе немного позже.
— Уже целых семь! — восторгался подросток.
— Наверное, хватит! — из Майя-Валлис.
— Харви, это начинает надоедать…
— Ваша точка зрения элегантно подтвердилась… В завершение Харви получил письмо, подписанное кем-то из руководства центра на Тарсисе, в котором просили «освободить оператора для других задач».
Каждая из двадцати девяти переданных Соммерштайном радиограмм была принята кем-либо на Марсе, а две уловили даже на освещенной стороне.
Эксперимент Харви успешно претворился в жизнь. Но почему же он ничего не слышал от получателей во время своих двадцати девяти сеансов радиосвязи?
Ответ лежал на самом «донышке»: записка от кибера, который отвечал за доставку электронной почты в лабораторию. Текст пришел последним и, в соответствии с протоколом «первый входящий — первый исходящий», лежал в самом конце.
«Документы через Межпланетную Почтовую службу Марса были задержаны на двенадцать — двадцать часов при прохождении в силу систематических отказов ретранслятора на Фобосе. Почтовая служба приносит официальные, пусть и не гарантирующие восполнение потерь, извинения за опоздание при доставке».
Теперь становилось понятным упорное молчание абонентов, когда он снова и снова слал сигналы, а также хлынувший поток ответов.
Собрав распечатки всех писем, Соммерштайн принялся оформлять отчет для собеседования с заместителем администратора. Все прочее было уже делом техники.
Часть 6
Через тридцать дней
Сколь превосходны дела рук твоих,
Повелитель Вечности!
По небу катит воды Нил,
открытый для странников,
для тварей со всей земли…
Восстающий, сияющий,
уходящий и возвращающийся,
всю тьму вещей сотворил ты один:
города и деревни, дороги и реки.
Всякий видит тебя,
О Атон над Землей.
Глава 29
В ожидании
Валет бубей
Туз треф
Двойка треф
Дама червей
Кабина Б-9 на борту исследовательского космолета
«Юла-3», 24 апреля 2081 года.
Питер Спивак уставился на появившуюся перед ним червонную даму. Когда карта мелькнула в первый раз, Питер подумал было, что это еще один валет, идущий к открытому им бубновому валету и валету пик, которого Питер держал закрытым. С тремя валетами кон останется за ним.
Но сейчас, при детальном рассмотрении, выяснилось, что перед ним вероломная дама. Плохая карта во всякой игре для Питера, так что увидеть ее было двойным потрясением. Он уставился на лицо дамы, сиявшее холодной жеманной улыбкой Моны Лизы.
— Пит, ты собираешься играть? — спросил Митч Норт. — Двадцать за тобой.
— Он по-прежнему волнуется насчет своей девушки, — заметил Эрик Портер, точно прочитав мысли Питера.
— Я… м-м… ну, может быть, немного, — ответил Питер, надеясь, что смущением сумеет скрыть правду: он втайне надеялся на третьего валета.
— Женщины — это боль, — заметил бывалый космоплаватель Митч. — Люби и оставляй их на Земле, где им и место.
— Пит хочет, чтобы она прилетела к нему на Марс, — объяснил Портер.
В кабине Б-9, где четверо мужчин размещались всего на пятнадцати кубометрах пространства, всякий раскрытый в ночной тьме секрет рано или поздно становился известным всем. Но черт побери Эрика за его болтливость!
— Она спросила, можно ли ей приехать, — тихо сказал Спивак.
— До того, как ты улетел? — громко осведомился «космический волк».
— Нет, потом. Ей понадобилось время, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности покинуть Землю. Она ничего не решила, пока я не уехал.
— А как ты узнал об этом?
— Она послала мне пленку с записью через неделю после того, как мы вышли на орбиту Марса… Кто-то избил ее в Нью-Йорке, и она решила покинуть Землю.
— Ну и что ты ей сказал?
— Естественно, пригласил к себе.
— Ты говорил с ней лично? По двусторонней связи?
— Нет, я не был уверен во временной разнице. Поэтому оператор предложил мне просто послать ночное письмо.
— Весьма интересно, — заметил космолетчик.
— Это было очень энергичное письмо, — пустился в объяснения Питер, — ведь я действительно хотел, чтобы она представила свои работы Фонду как технический иллюстратор — и вылетела со следующим кораблем.