Тенар обыскала каждый уголок в доме, обшарила все остальные постройки, снова заглянула в альков и под вторую кровать. Потом остановилась, чтобы выпить воды, ибо рот ее пересох, словно песок в пустыне.
За дверью, как всегда, стояли три деревянных посоха — Огионов и их с Терру. И вот один из них, окутанный тенью, вдруг двинулся и сказал:
— Я здесь.
Девочка совершенно скрючилась в самом темном углу, словно втянувшись внутрь собственного тельца, и казалась сейчас не больше собачонки: голова прижата к плечу, руки и ноги поджаты под горло, единственный зрячий глаз изо всех сил зажмурен.
— Птичка ты моя, воробышек, огонечек мой, что случилось? Что? Что они с тобой сделали?
Тенар прижала к себе застывшее и холодное, словно камешек, маленькое тельце, баюкая девочку.
— Разве можно так пугать меня? Разве можно так от меня прятаться? Ох, как я на тебя сердита!
Она плакала, и слезы ее капали на лицо ребенку.
— Ах, Терру, Терру! Никогда больше так не делай!
Скрюченные, застывшие руки и ноги девочки вздрогнули и понемногу расслабились. Терру шевельнулась и вдруг судорожно прильнула к Тенар, спрятав лицо в ямку между ее грудью и плечом, прижимаясь к ней все крепче, с каким-то отчаянием. Она не плакала. Она никогда не плакала; возможно, все ее слезы были выжжены тем смертоносным костром. Но она исторгла какой-то протяжный стон, а может быть, рыдание.
Тенар обнимала ее и укачивала, укачивала. Очень, очень медленно отчаянные объятия девочки чуть ослабели. Головка сонно улеглась Тенар на грудь.
— Скажи-ка мне… — прошептала женщина, и девочка сразу ответила своим слабым, хриплым шепотом:
— Он приходил сюда.
Сперва Тенар подумала о Геде, но тут же под воздействием пережитого страха догадалась, кто был этот «он» для ее девочки! Она сухо усмехнулась про себя и, добиваясь четкого ответа, снова спросила Терру:
— Кто это «он»?
Ответа не последовало; Тенар почувствовала, как девочку стала бить с трудом сдерживаемая дрожь.
— Тот самый? — тихо спросила Тенар. — Тот, в кожаной шапке?
Терру коротко кивнула.
— Тот, кого мы видели тогда на дороге?
Девочка промолчала.
— Там было четверо мужчин — я на них еще рассердилась, помнишь? Это один из них?
И тут ей пришло в голову, что Терру тогда шла потупясь, пряча сожженную щеку, как всегда в присутствии чужих.
— Ты знаешь его, Терру?
— Да.
— С тех пор как… как вы жили в палатке у реки?
Терру снова коротко кивнула.
Тенар еще крепче прижала девочку к себе.
— Так это он приходил сюда… — проговорила она, и весь ужас, который она носила в себе, сразу превратился в гнев, в ярость, сжигавшую ей нутро, сидевшую в ней словно раскаленный прут. Тенар как-то странно усмехнулась — «Ха!» — и почему-то сразу вспомнила Калессина, то, как дракон смеялся.
Но ей, человеку, женщине, оказалось вовсе не легко удержать этот огонь в себе. Да и ребенка необходимо было успокоить.
— А он тебя видел?
— Я спряталась.
Тенар быстро заговорила, поглаживая Терру по голове:
— Он никогда больше к тебе не притронется, Терру. Ты пойми меня и поверь: он больше никогда не коснется тебя. Он больше никогда тебя не увидит — во всяком случае, пока я с тобой. Ты же понимаешь это, моя дорогая, моя драгоценная, моя красавица! Ты не должна его бояться. Да и отчего тебе его бояться? Он-то хочет как раз, чтобы ты его боялась. В твоем страхе он черпает силы. А мы заставим его поголодать! Пусть голодает, пусть гложет сам себя! Пусть задохнется, кусая собственные кости… Ах, не слушай ты меня, я ужасно сердита, я чудовищно зла!.. Я очень красная? Такая же, как женщины с Гонта? Как тот дракон? Красная? — Она пыталась шутить, и Терру, подняв к ней свое изуродованное робкое личико, заглянула ей в глаза и сказала: