Инициативный комитет заключенных очень быстро отмежевался от своих почтенных крестных. Серж Ливрозе очень резко отреагировал на анонимное интервью Мишеля Фуко о правонарушениях и незаконности, напечатанное в «Liberation».
«Все эти аналитики только мешают нам, — заявил Серж Ливрозе 19 февраля 1974 года. — Мне не нужны посредники для того, чтобы высказаться и объяснить, кто я»[366].
В это время «Группа информации о тюрьмах» уступила место новой организации. Однако ритм был сломлен. «Они продолжают наше дело, но насколько эффективно?» — с горечью спрашивают Даниэль Дефер и Жак Донзело, говоря об активистах Инициативного комитета в итоговой статье, вышедшей в 1976 году[367].
После самороспуска ГИТ Фуко, должно быть, тоже испытывал горечь и чувство поражения. «Мишелю казалось, что мы ничего не добились», — говорил Жиль Делёз в интервью 1986 года[368]. Делёз утверждает, что Фуко очень дорожил этой «авантюрой», этим «опытом», проверявшим на прочность новую концепцию ангажированности интеллектуалов: действовать не во имя высших ценностей, а исходя из реальностей, на первый взгляд незаметных. Показать недопустимое и то, что в недопустимой ситуации делает ее действительно недопустимой. Однако «Группа информации о тюрьмах», добавляет Делёз, была также «способом самовыражения». Поэтому, по мнению Делёза и вопреки тому, что думал Фуко, группа кое-чего добилась.
«Сложился новый тип обсуждения проблем тюрем, в котором участвуют как заключенные, так и — иногда — другие люди, которого до этого не существовало»[369].
В лекциях, которые Фуко читает в Коллеж де Франс, вопросы правосудия и уголовного права занимают видное место. В 1973 году в соавторстве с небольшой исследовательской группой он публикует книгу Пьера Ривьера, молодого человека, которого судили в начале XIX века за убийство матери, брата и сестры. «Мы хотели исследовать связи между психиатрией и уголовным правом. Работая над этой темой, мы наткнулись на дело Ривьера», — пишет Фуко в предисловии[370]. Мишель Фуко решил опубликовать рассказ о преступлениях, излитый на бумагу самим убийцей, а также досье следствия и другие материалы, касающиеся психиатрических консультаций, приговора, пребывания в тюрьме и самоубийства. Он объясняет, что именно заинтересовало его в этом деле:
«Документы подобного рода позволяют анализировать формирование и игру знания (такого как медицина, психиатрия, психология) в его взаимоотношениях с институтами, наделенными некоторыми функциями (такими как институт правосудия, включающий фигуры эксперта, обвиняемого, душевнобольного преступника и т. д.). Они позволяют осмыслить отношения власти, подавления и борьбы, внутри которых вырабатываются и реализуются дискурсы; то есть позволяют анализировать дискурс (в том числе и научный), являющийся одновременно привязанным к событию и политическим, то есть стратегическим. Наконец, они выявляют власть болезни, проявляющейся в дискурсе, подобном дискурсу Пьера Ривьера, а также всю совокупность тактик, позволяющих придать этому дискурсу особый статус, втиснуть его в некоторые рамки и признать его субъекта сумасшедшим или преступником»[371].
Примерно о том же самом говорил Фуко в инаугурационной лекции! Вместе с тем анализ перешел из области дискурсов в область институтов, от порядка дискурса к социальным практикам. Последовали другие выступления, посвященные правосудию и тюрьме: предисловия, статьи, интервью, дебаты, конференции. В частности, против смертной казни. Эту борьбу Фуко ведет особенно активно. В 1976 году он откажется от приглашения отобедать с президентом Валери Жискар д’Эстеном, отказавшим в помиловании Кристиану Рануччи.
367
370