Капрал объяснил ему ситуацию, какой она была к моменту ухода Мишеля.
— Кажется, с возвращением молодого человека появились какие-то новые моменты, — добавил он. — Кстати, я даже не заметил, как он ушел.
Граф в это время удивленно разглядывал поврежденную картину.
— Если позволите, господа, — сказал Мишель, — я объясню, что за всем этим стоит.
Он рассказал, как пришел к выводу, что Бертэн собирается заполучить картину и скрыться, и как догадался, что улика находится в машине, точнее, в этом чемодане.
Улика? — буркнул капрал.
Я вам запрещаю!.. — закричал Бертэн.
Ну-ну, — ответил капрал, — не слишком ли мы горячимся?.. Посмотрим, прав ли молодой человек…
Он без труда открыл чемодан и стал методично выкладывать на стол все, что лежало внутри. Бертэн был вне себя…
Но кроме одежды, пары обуви и несессера, в чемодане не было ничего интересного.
Жандармы разочарованно смотрели на Мишеля. Тот был обескуражен. Он так много сделал, чтобы тайна, связанная с этим домом и картинами графини Гортензии, в этот вечер перестала быть тайной!..
— Позвольте, — вдруг произнес он.
Бертэна выдало его беспокойство. Едва ли человек станет так волноваться, если в его чемодане нет ничего особенного.
Мишель развернул один из пиджаков и вынул помятый серый пакет со штампом почтового управления.
— Вот и доказательство! — сказал он.
Бертэн обмяк на своем стуле. Он был сражен; не будь ой привязан, он рухнул бы на пол.
Присутствующие окружили Мишеля. А он с торжествующим видом вынул из серого пакета потертый белый конверт и протянул его Анриетте.
Это письмо для вас, мадемуазель де Маливер, — сказал он. — Оно опоздало на девять лет… Но лучше поздно, чем никогда.
Значит, тот журналист сказал правду? — прошептала Анриетта, дрожащей рукой взяв письмо.
С растерянным видом, не в силах скрыть свое потрясение, она прочла адрес. Все взгляды были устремлены на нее. Наконец она вынула из конверта три листка, исписанные мелким почерком. От волнения Анриетта с трудом разбирала слова. Дочитав письмо до конца, она молча протянула его Ришару. Девушка была бледна и, казалось, близка к обмороку; у нее был такой вид, словно она не может поверить в прочитанное.
Ришар сначала нахмурился, потом тоже побледнел.
— В конце концов, — вдруг загремел граф, — скажут мне, что здесь происходит?
Он выразил общее нетерпение… Но, сообразив, что речь идет о личном письме и что его любопытство неуместно, пробормотал:
— Простите меня, кузина! Честное слово, я не много забылся…
Истина, конечно, заключалась в том, что граф с трудом выносил присутствие своего сына в этом доме, рядом с Анриеттой, и тот доверительный жест, которым она отдала ему письмо. Жандармы, слегка сбитые с толку, смотрели на все, что происходит у них на глазах, и спрашивали себя, должны ли они вмешаться или не должны… Присутствие графа еще больше их сковывало. Что же касается Марселя и Виктора, то им лишь хотелось оказаться подальше отсюда.
Невероятно! — пробормотал Ришар. — Рембрандт… Под этой картиной — Рембрандт!.. Это… это…
…немыслимо! — подсказала Анриетта.
Что? Рембрандт? — переспросил капрал, вертя картину в руках. — Но я ничего тут не вижу.
Рембрандт? — повторил граф, тоже бледнея. — Если это так… то вы сказочно богаты, кузина!
Мишель и Даниель гордо переглянулись. Они наконец раскрыли тайну картины.
Остальное было уже не так интересно. Они понимали, что сейчас всему найдется свое объяснение.
Анриетта взяла у Ришара письмо и вежливо протянула его графу. Тот сделал было гордый жест отказа, но… любопытство оказалось сильнее.
— Если вы настаиваете, кузина, — сказал он.
Прочитав письмо до конца, он вздохнул.
— Так вот что пришло в голову графине Гортензии, — произнес он. — Что ж, ее план удался, и нам остается лишь подчиниться ее воле.
Капрал решил, что члены семьи де Маливер уже достаточно поговорили друг с другом.
— Если позволите, господин граф, я хотел бы задать несколько вопросов.
— Конечно, конечно, мой друг. Но я думаю, мне больше нечего здесь делать. Вы, Ришар, мне кажется, должны пойти со мной… Теперь, когда ваша кузина так богата, вам, я полагаю, не место в этом доме…
Ришар поморщился, а Анриетта немедленно вмешалась.
— Мсье граф, — сказала она, — я отказываюсь понимать ваши слова. Ришар, имейте в виду, что это неожиданное богатство ничуть не меняет моего отношения к вам.
Капрал, слегка смущенный, что присутствует при этой сцене, громко сказал:
— Простите, господин граф, но мне бы хотелось услышать и ваши показания. Мадемуазель, считаете ли вы, что это письмо может оказаться полезным следствию?
— Конечно, мсье капрал. Вот оно.
Жандармы одновременно протянули за письмом руки.
С некоторой растерянностью прочли они «полезный следствию» документ. После нежных пожеланий «дорогой кузине Анриетте» приятных каникул «в компании милой Денизы» графиня Гортензия де Маливер переходила к главному.
«Дорогая моя малышка, ты еще мала и вряд ли оценишь то, что я хочу тебе сообщить. Но, надеюсь, милая Дениза тебе поможет и все будет в порядке.
Когда угроза войны стала реальной, я много размышляла. Я не могла пассивно ждать, уцелеет ли наше состояние или растает, исчезнет… и стала искать способ обезопасить его. Наведя некоторые справки, я поняла, что лучшей гарантией в этом плане будет покупка картины какого-нибудь великого художника. И я решила тайно приобрести очень ценную картину и в день твоего совершеннолетия передать ее тебе.
Но обстановка становится все более сложной. Я боюсь, что картину могут украсть. Ты знаешь, я всегда любила рисовать, не строя, впрочем, никаких иллюзий относительно своего таланта. Мне давно известно, что часто (я сама знаю по меньшей мере три таких примера) под малоценной картиной находят другую — неизвестную работу большого мастера, которую какой-нибудь глупец использовал как полотно для своей картины. Я почитала журналы, статьи — и поняла, что должна делать. Мне нужно было лишь покрыть картину Рембрандта — а это был именно Рембрандт — специальным составом и что-нибудь нарисовать сверху. Так я скрою от не слишком щепетильных ценителей шедевр, который предназначен тебе. Не удивляйся поэтому, когда получишь в наследство пять моих картин. В каком-то смысле они символизируют мою тайну. Ты — это ребенок, который беззаботно играет, а в конце концов получает то, что ему принадлежит. Тебе принадлежит то, что скрыто под пятой картиной. Придется лишь отдать ее в специальную мастерскую, где ее отреставрируют. Я оставила у своего нотариуса письмо, которое он отдаст тебе в день твоего совершеннолетия; в нем я все тебе объясняю. Но я боялась, что картины покажутся тебе малоценными и ты не будешь особенно заботиться о них. К тому же я не очень здорова; по всем этим причинам я и решила предупредить тебя напрямик в этом письме…»
Дальше графиня писала о своих неприятностях, связанных со здоровьем, и выражала надежду, что еще успеет увидеть «свою малышку Анриетту».
Но желание бедной женщины не осуществилось, — вздохнул растроганный капрал.
Да, — с грустью подтвердила Анриетта. — Когда я вернулась из Лонжевера, тетушки уже не было в живых.
Капрал откашлялся и с сарказмом, чтобы скрыть охватившее его волнение, обратился к Бертэну:
— А теперь, приятель, вам придется дать кое-какие объяснения!..
ЭПИЛОГ
Ко всеобщему изумлению, Бертэн повиновался немедленно.
— Теперь мне нечего терять, — сказал он. — И я хочу поскорее положить конец этому… неприятному эпизоду.