Как я уже упоминал, моя любимая жила на Миллионной, как раз над французской военной миссией в Петрограде. Два работника этой миссии, граф Жан де Люберсак[4]и Пьер Дарси, которых мы не раз принимали в нашем доме, просто из дружеского расположения всячески старались нам помочь. Они вовсю пользовались своим статусом иностранцев и не боялись рисковать. Жан де Люберсак, ставший после этого нашим другом, был офицером несколько авантюрного склада и исполненным бравады; он даже планировал освободить меня, организовав побег из крепости. Но от этого плана в последнюю минуту он вынужден был отказаться по настоянию моей матери, которая опасалась, что затея плохо кончится, и все еще надеялась мою свободу тем или иным способом купить.
Пьер Дарси, друг Альберта Тома[5], имел связи в кругах французских социалистов, благодаря чему и сумел добиться встречи Маргарит с Лениным. Она вынуждена была в мороз более двадцати часов топтаться по снегу перед Смольным, но в итоге была принята. Во время этой встречи, на которую она пошла в сопровождении Пьера Дарси, присутствовали Ленин и Троцкий. Несмотря на свою хрупкость и ужас, который она испытывала перед этими кровавыми диктаторами, Маргарит сумела мобилизовать все свое мужество и спокойно изложила множество аргументов, они должны были убедить собеседников в необходимости освободить человека, которого она любила. Будучи француженкой, она обещала увезти меня во Францию и удерживать вдали от России. Она много говорила о меценатстве семьи Терещенко, о той заботе, которой были окружены все рабочие и служащие, работавшие на семейных промышленных предприятиях. Михаил Терещенко никогда не выступал в роли эксплуататора простого народа, накопителя или угнетателя, уверяла Маргарит, но всегда чтил семейный девиз «Стремлением к общественным пользам».
Видя, однако, что все ее доводы не производят должного впечатления (Ленин сидел с каменным лицом, и было понятно, что он готов в любой момент прекратить аудиенцию), она решилась рискнуть и заявила, что при посредничестве посольства Франции готова отдать свой великолепный синий алмаз в обмен на свободу возлюбленного. К ее великому разочарованию, Ленин отказался. Он кричал, что рабоче-крестьянская революция не продается, что Михаил Терещенко как раз и олицетворяет собой все то, что хотят уничтожить большевики: мало того что как известный представитель крупной буржуазии он есть воплощение капитализма, патернализма, эксплуатации и чуждой классовой идеологии, но и как министр иностранных дел он препятствовал заключению сепаратного мира и прекращению войны, а потому является самым что ни на есть «мясником русского народа».
Маргарит вышла уничтоженная и решила, что уже ничто не помешает Ленину сделать себе подарок ко дню рождения, отняв жизнь ее возлюбленного. Она пребывала в страхе и изнеможении, не могла ни спать, ни забыться, ни надеяться еще на что-либо. Тогда она еще не знала, что было главной причиной столь резкого отказа Ленина. Ведь именно я, Михаил Терещенко, обнаружил тайные соглашения большевистского вождя с врагами России, собрал письменные документы, которые доказывали это предательство, а также был осведомлен обо всех денежных средствах, переведенных в пользу Ленина в качестве платы за его работу на Германию. Ленин не мог знать, что все эти доказательства на самом деле превратились в дым накануне штурма Зимнего дворца. Поэтому он сможет успокоиться только после того, как я буду казнен.
Троцкого же все эти проблемы Ленина не волновали, поэтому руки у него были развязаны. В тот же вечер Пьер Дарси получил секретное послание. Троцкий признавал, что ему срочно нужны деньги на создание «красной рабоче-крестьянской армии», а потому, не имея возможности официально освободить Терещенко, он предлагает помочь ему выйти из тюрьмы в обмен, конечно же, на уникальный камень.
Мелькнул слабый проблеск надежды, и Маргарит ожила. Она согласилась на эту сделку и, более того, потребовала освобождения и Николая Николаевича Кишкина, с которым я завязал в тюрьме дружественные отношения, которые хоть немного скрашивали тяготы заключения. Троцкий согласился. Маргарит вручила синий алмаз Пьеру Дарси. В тот же вечер оба узника были переведены в тюрьму «Кресты», откуда, вероятно, Троцкому было легче имитировать побег.
Вскоре пришел приказ об освобождении Николая Кишкина по всей форме. За мной же явились два кронштадтских матроса, набросили мне на плечи тяжелый матросский бушлат и вывезли на машине красноармейцев на Финляндский вокзал. Там меня посадили в пустой вагон для перевозки скота в составе, который должен был ночью отправиться через Петрозаводск в Мурманск. Основной железнодорожный путь Петроград–Хельсинки был перерезан, однако поезда ходили (снабжение войск все еще продолжалось), пробираясь через лабиринт путей на севере, которые часто оказывались заваленными огромными снежными сугробами. Мои провожатые в качестве багажа вручили мне мешок, в котором, похоже, были вещи, изъятые у меня при аресте и вместе со мной переправленные в «Кресты», и закрыли снаружи дверь пустого вагона. Счастливый уже от того, что не стою в эту минуту перед расстрельным взводом, я стал терпеливо ждать. Я тогда не знал, куда ведет этот путь: к свободе, на что намекали сопровождавшие меня красноармейцы, или к гибели…