В своей книге «Жизнь — лучшая школа» народный артист РСФСР И. Любезнов вспоминает о трудностях, которые ему пришлось преодолевать при работе над ролью лейтенанта Павла Демидова в фильме «В шесть часов вечера после войны»: «Дело в том, что ни типические черты, присущие военному человеку, ни индивидуальные свойства натуры Павла почти ни в чём не совпадали с моими собственными, — пишет И. Любезнов. — Например, Демидов — сдержанный, всегда подтянутый человек. Я же вспыльчив, выгляжу сугубо штатским, хожу свободным, размашистым шагом…» Дальше И. Любезнов сообщает, что в работе над образом Павла Демидова ему помогло воспоминание об одном авиамеханике, которого он встретил в одной из авиационных частей на Западном фронте, человеке весёлом, ловком, умелом в работе, который даже в самые тяжёлые минуты не терял бодрости и помогал своей шуткой всем, кто окружал его. «Этот молодой механик стал затем моим ориентиром в работе над образом Павла Демидова, — пишет И. Любезнов. — Я старался восстановить в памяти его поступки, услышать голос, смех, воскресить отдельные эпизоды. Например, мне запомнилось, как он сокрушался при виде изрешечённого „Ила“, вернувшегося с задания. Я вспоминал его простоту и задушевность в отношении к товарищам. Нет, я не копировал, я только отбирал всё то, что могло подойти к роли Демидова. Вот, скажем, мой знакомый любил острить. Он делал это легко, красиво. По роли и Павел Демидов — тоже шутник. Но шутки у механика пересыпаны словечками и выражениями, принятыми в лексиконе лётчиков. Демидов же — артиллерист. Ему присущи другие обороты речи, свойственные людям его специальности. Вот это мне следовало оттенить в роли. Дальше. Мой знакомый — техник-авиатор. Он часами, согнувшись в три погибели, возится в моторах. Ходит сутулясь, вразвалочку. Демидов же — строевик. Он командует людьми, подаёт им пример в выправке. Стало быть, он всегда подтянут, походка у него чеканная. Так, в чём-то внутренне сближая образы этих двух людей и в то же время находя в них какие-то и внешние, и внутренние различия, я полюбил их обоих. Думал их мыслями, жил их жизнью, шутил их шутками, словом „растворился“ в них».
Любезнов прекрасно знал, что нужно было делать по ходу фильма (для этого существует сценарий), но он должен был делать это не как актёр Любезнов, а как артиллерист Павел Демидов. Для того чтоб создать образ этого человека, Любезнову недостаточно было сведений, имевшихся в сценарии. Он не мог также надёргать этот образ по чёрточкам, по кусочкам из разных людей и умозрительно скомбинировать своего героя, так как это ничего не дало бы его творческому воображению. Для того чтобы сыграть перед объективом, то есть представить этого человека вполне естественно, выразительно, живо, свободно, ему необходимо было перевоплотиться в него, то есть как бы сделаться на время самим этим человеком, а это невозможно без глубокого знания человека, его натуры, его характера, без яркого представления о нём. Для того чтобы перевоплотиться в своего героя, актёру нужно представлять его себе как живого. Любезнов находит в своей памяти случайно встретившегося ему когда-то человека. Не беда, что этот человек был механик, а не артиллерист, не беда, что ходил сутулясь, а не расправив плечи, неважно, что у него шуточки и выражения были не те, которые должен был употреблять Демидов. Важно было то, что этот человек во всём своём главном, живом, человеческом, в своём отношении к миру, к людям, к жизни, по своему строю мыслей и чувств был именно то, что по актёрскому замыслу Любезнова представлял собой Демидов. Наличие такого живого представления о живом, реальном человеке и дало возможность актёру увидеть своего героя, понять его как человека, а следовательно, и стать, сделаться на какое-то время им самим, передать его живую правду. Отдельные же чёрточки, штрихи, детали, особенности уже не представляли творческих трудностей.
Писатель (или актёр) может мыслить и чувствовать совсем не так, как изображаемый им герой. Писатель, следовательно, не сможет изображать мыслей и чувств своих героев, если не будет перевоплощаться в них, не будет представлять себе их ярко, как живых. Для этого писателю тоже сплошь да рядом приходится искать среди живых, реальных людей или среди своих воспоминаний о них такие ориентиры, о которых пишет в своей книге Любезнов. «Ориентиры» эти, однако ж, — образы целостные, может быть, нуждающиеся в дополнениях, коррективах, но не составленные из отдельных кусочков, отдельных чёрточек. Такие образы могут быть далеко не индивидуальными, а вполне типическими, так как и сами, наблюдаемые в жизни, «ориентиры» тоже могут обладать типическими чертами.