Быть хорошим членом общества — это в основном и в первую очередь вносить свою лепту труда в общие усилия, не жить за чужой счёт, не стараться приспособиться так, чтоб за тебя и на тебя другие работали. Человек, идущий вразрез с интересами общества, — это не только вор, грабитель, вообще паразит, который сам не производит полезного продукта, однако потребляет, отнимая у тех, кто его производит, но и плут, спекулянт, тунеядец, лодырь, ловкач, который норовит поменьше сделать, побольше взять, используя всякие дозволенные и недозволенные законом способы; это и бюрократ, и перестраховщик, и конъюнктурщик, и очковтиратель, который не столько делает дело, сколько создаёт видимость дела.
Поведение людей, присваивающих чужой труд, внушает нам меньше сочувствия уже в силу того, что мы вообще относимся к ним с осуждением, неодобрением. В то же время им чаще, чем другим людям, приходится совершать поступки, которые осуждаются обществом. Стараясь из жадности, эгоизма нахватать в свои руки побольше ценностей, они действуют вопреки интересам других людей, а для этого им приходится хитрить, обманывать, лгать, изворачиваться, обходить и нарушать законы; боясь разоблачения, они проявляют трусость, маскируются, лицемерят, заискивают, подхалимничают, совершают тысячи осмеиваемых поступков. Если вор, бюрократ, очковтиратель, эксплуататор и не внушают нам, как таковые, смеха (они внушают более гневное осуждение), то в силу своего необщественного поведения они вынуждены совершать такие поступки и попадать в такие положения, которые мы можем осмеивать, то есть осуждать, не теряя добродушия, весёлого настроения. Узнавая, например, что где-то орудуют неразоблачённые взяточники или очковтиратели, мы не смеёмся, а возмущаемся. Смеёмся мы лишь в тех случаях, когда эти антиобщественные элементы бывают разоблачены, то есть когда терпят неудачу, совершают промах в своей подлой деятельности и тем самым доказывают свою глупость, неловкость, слабость.
Если для определения комического имеет значение вопрос, над кем мы смеёмся, с кем происходит комический случай, то не менее важен вопрос, кто смеётся, кто воспринимает этот случай. Общество, как мы уже говорили, неоднородно, в особенности общество классовое. Что смешно с точки зрения одного класса, то может оказаться совсем не смешно с точки зрения другого. Однако, говоря об общественном характере осуждающего смеха, об его объективном значении, мы имеем в виду тот смех, который оказывает влияние на жизнь общества в целом, на его движение к лучшему, на его совершенствование. Смех, оказывающий влияние на жизнь общества в целом, — это смех того класса, которому принадлежит будущее, который ведёт общество вперёд, к этому лучшему будущему, а не того класса, который тянет его назад, к прошлому.
Такая точка зрения на общественный характер комического является классовой, но в то же время и объективной, поскольку, покуда существуют классы, общество развивается в результате борьбы классов, и объективная, справедливая, общественная точка зрения не может быть иначе выражена, как через классовую. Мы рассматриваем, таким образом, вопрос о комическом и связанные с ним вопросы осуждения и сочувствия с точки зрения лучшей, передовой, прогрессивной части общества, с точки зрения справедливости и добра, а не с точки зрения неправды и зла. Комическое — это то, что смешно с точки зрения передового, революционного класса, а не то, что смешно с точки зрения класса реакционного, умирающего.
В дошедшей до нас «Поэтике» Аристотеля не сохранилась имевшаяся в ней глава о комическом. О взглядах Аристотеля на комическое мы можем судить лишь по некоторым высказываниям в других, сохранившихся главах вроде следующего:
«Комедия, как мы сказали, есть воспроизведение сравнительно дурных характеров, впрочем, не в смысле абсолютной порочности, но поскольку смешное есть часть безобразного: смешное — это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное».
Обратим внимание на следующее: Аристотель указывает, что комедия — воспроизведение не просто дурных характеров, а сравнительно дурных, то есть дурных лишь в какой-то степени, следовательно, отчасти хороших, причём даже оговаривает: «не в смысле абсолютной порочности», справедливо полагая, как можно предположить, что абсолютный порок не может смешить нас, поскольку вызывает скорее чувство гнева и отвращения, нежели весёлое осуждение.