Продолжаясь дальше чем следует, юмористические недостатки могут, в свою очередь, превратиться в сатирические, а может быть, даже в нечто похуже, однако до того как это случится, они всё же не теряют связи с прекрасным и не характеризуют явление с плохой стороны, то есть как явление безобразное.
Хотя юмористические недостатки характеризуют человека с хорошей стороны, чувство юмора не следует смешивать с чувством прекрасного, то есть с чувством, которое мы можем испытывать к хорошему, прекрасному человеку, с чувством восторга, восхищения, уважения к его хорошим, высоким душевным качествам. В чувстве юмора всё же присутствует осуждение, но осуждение мягкое, незлобивое, легко уживающееся с теми хорошими чувствами, которые мы испытываем к хорошему человеку.
При всей своей мягкости юмористическое осуждение может иметь градации, поскольку и мягкое бывает разным. В зависимости от своего характера и конкретных условий юмористические явления могут встречать различное осуждение. В вызвавшем нашу улыбку поведении Владимира Ильича не было ничего, направленного кому-либо во вред. На него никто и не остался в обиде. Поведение Салтыкова-Щедрина тоже не было направлено кому-либо во вред, но вред всё-таки получился. Посетивший его сотрудник был обижен и даже не захотел вторично приходить к нему. Мы понимаем, что Ленин при своей постоянной заботе о людях, при своём неизменном внимании к ним ни за что не допустил бы такой оплошности, как Щедрин. В результате мы относимся к Щедрину с большим осуждением, хотя и не меняем нашего, в общем, хорошего мнения о нём.
Юмористический смех, таким образом, не всегда полностью безобиден, а вернее сказать, полностью безобидным он никогда не бывает, так как всегда включает в себя хоть маленькое осуждение. Правда, это осуждение мягкое, дружеское, однако ж и от друзей не всегда приятно выслушивать укоры, хотя мы можем и сознавать их справедливость. Бывают моменты, когда у нас хватает мужества признать какие-то свои недостатки достойными осуждения, и это тем легче сделать, чем невиннее сами недостатки. В таких случаях можно и самому над собой посмеяться, что, впрочем, не каждому удается с одинаковой лёгкостью.
Испытывая чувство юмора, смеясь юмористическим смехом, мы можем осуждать человека и больше, и меньше. Однако наше юмористическое осуждение никогда не перейдёт в сатирическое без того, чтобы не изменилось наше отношение к человеку в целом. Это может произойти лишь в том случае, если сам осмеиваемый недостаток будет характеризовать человека уже не с хорошей, а с плохой стороны. Таким образом, между сатирическим и юмористическим существует довольно чёткая грань, определяемая, как мы видели, нашим хорошим или плохим отношением к человеку.
В высказываниях Платона, который делал различие между смехом по адресу друзей и смехом по адресу врагов, уже имелись как бы зачатки деления комического на юмористическое и сатирическое. Считая смех проявлением радости по поводу злосчастья осмеиваемых людей, то есть по поводу имеющихся у них тех или иных осмеиваемых недостатков, Платон писал: «Нельзя назвать неправым или завистливым того, кто радуется злосчастью врагов… Если кто вместо печали испытывает радость при виде злосчастья друзей — не неправ ли тот?»
Платон находил неправыми тех, кто смеётся (испытывает радость) при виде комических недостатков друзей, и считал, следовательно, такой смех, то есть, по сути дела, юмористический смех, как бы неправильным, неоправданным, ненужным, возражал против него, поскольку видел причину радости в нехорошем чувстве — в зависти. Правильным, законным, оправданным, по мнению Платона, был, таким образом, лишь смех по адресу врагов, то есть тот смех, который, скорее всего, можно было бы назвать сатирическим.
Нам уже удалось показать, что радость в осуждающем смехе, и тем более в смехе юмористическом, — это не результат зависти, а результат осуждения зла. Мы не испытывали никакой зависти, смеясь над признанием Пушкина, что он написал официальный, деловой документ стихами, или смеясь над неловкой фразой Салтыкова-Щедрина. Наше чувство комического (чувство юмора в данном случае) формировалось в нас под влиянием хорошего, дружеского чувства к Пушкину и Щедрину, а не завистью к ним.