Наблюдая следы животных, человек также видел как бы изображения частей этих животных (их лап). Эти следы уже что-то говорили человеку; говорили хотя бы о наличии этих животных поблизости, что могло иметь для него практический интерес. Человек, таким образом, уже мог «читать» эти изображения и использовать их для своих целей. К тому же он и сам оставлял следы своих ног и рук, то есть мог, хотя бы невольно, делать какие-то изображения собственноручно.
К тому времени человек уже умел делать простейшие деревянные, каменные или костяные орудия. Его рука научилась изменять случайный, естественный вид предметов и придавать им нужную форму, как бы приспосабливать, подгонять материальный предмет под имевшийся в человеческом мозгу мысленный образ. Если у человека в то время начало возникать желание изображать что-либо в виде фигурок, силуэтов или рисунков, он уже обладал необходимыми для удовлетворения этого желания возможностями.
Отчего могло возникнуть такое желание? Человек обладает инстинктивной потребностью сообщать другим людям о своих чувствах, ощущениях, мыслях, переживаниях. Ещё будучи существом диким, человек громко стонал от тоски, внушаемой одиночеством, или от боли, кричал от испуга или от гнева, смеялся от радости и т. п. Это, как мы уже говорили, были полезные признаки, делавшие людей более приспособленными к выживанию в борьбе с природой. По мере того как человек совершенствовался, потребность сообщать другим о своих переживаниях распространялась и на более сложные мысли и чувства.
К тому же человек от природы обладает способностью воспроизводить виденное им, но не воочию, не в материале, а в своём сознании, воображении, в своём мозгу. Инстинктивная потребность общения с себе подобными могла побудить его к воспроизведению имевшихся в его мозгу образов так, чтоб они стали зримыми и для других. Желание овеществить воображаемое, сделать внутренний образ зримым, с тем чтобы поделиться с другими овладевшей сознанием картиной, а следовательно, и связанной с нею мыслью или эмоцией, надо думать, было главной побудительной причиной к первобытному творчеству. Пусть вся картина заключалась лишь в виде бегущего по лесу или пасущегося на лужайке оленя — для примитивного сознания первобытного человека в этой картине была определённая мысль (мысль-чувство, мысль-эмоция), которую он мог выразить, нарисовав доступными ему средствами изображение этого зверя. Конечно, свою мысль об олене или каком-нибудь другом животном человек мог выразить и словами, если владел в то время членораздельной речью, мог также изобразить оленя своими телодвижениями, подражая его походке, прыжкам и пр., либо изобразить звуки, издаваемые этим животным, подражая его крику, однако изображение его в виде рисунка было наиболее полным выражением мысли, так как мысль об олене существовала в мозгу человека в виде образа этого оленя, в виде более или менее чёткого его изображения.
Надо думать, что рисунок животного, изображение охоты на него много говорили уму и сердцу первобытного человека. Разрисованные человеческой рукой, уныло-мрачные, пустынные стены пещеры теперь были овеяны жизнью, напоминали о живом, человеческом. Глядя на них, человек вспоминал всё случившееся с ним на охоте, снова испытывал пережитые им чувства, проникался сознанием, что мысли и эмоции, владеющие им, владеют также и другими людьми, а это укрепляло в нём чувство общности, солидарности с ними, вселяло бодрость, надежду вместо того чувства одиночества и заброшенности, которое когда-то внушали ему мёртвые немые скалы, лишённые следов какой бы то ни было человеческой деятельности.
Человек, который с первых дней своего появления на свет видел перед собой наскальные изображения, сделанные другими людьми, на всю жизнь запечатлевший в своём сознании эти образы, в чём-то сильно отличался от тех людей, которые никогда подобных изображений не видели, которые родились и выросли, то есть получили своё воспитание, в пещерах, мало чем отличавшихся от обычных звериных логовищ.
В те далёкие времена весь интерес человека сосредоточивался на животных, от которых зависело всё его благополучие. Ведь они давали ему не только пищу, но и тёплые шкуры для одежды, и кости для орудий, и жир для освещения тёмных пещер и пр. Человек думал, мечтал об этих животных, относился к ним с чувством любви, как к источнику своего существования, тем более что они не представляли для него той опасности, какую представляли, например, хищные звери. В силу этих причин первобытный человек изображал именно этих, полезных для него, животных. Если в сценах охоты ему случалось изображать людей, то рисовал он их с меньшим умением, то есть значительно хуже, более условно, чем животных. Таким образом, человек уже в самом начале своей творческой деятельности изображал то, что было для него наиболее существенно, наиболее интересно.