Я говорю:
— Расстроится она, Мишань. Вот зуб даю, расстроится.
— Переживет, — хмуро говорит Мишка, и тут я вижу, что он точняк пойдет и скажет. Решил уже.
— Ну ладно, — говорю, — хрен с тобой, пойдем. Только это самое. Давай, что ли, без подробностей. Что, с кем — ну это ж твои дела, а? Ты взрослый уже парень, чего уж все-то вываливать.
Мишка на меня глянул только, а я по глазам читаю: ну же ты, Валерий Игоревич, и ссыкло.
И правда, думаю, чего это я.
— Ай, — говорю, — где наша не пропадала, пошли.
И пошли мы.
Тетя Ира там капусту в борщ крошит, а тут мы такие приходим. Она, конечно:
— Мальчишки, вы есть хотите? Ждать придется, борщ еще не сразу будет. Или бутербродиков каких порежьте.
Я чуть не повелся. Ну а что, пожрать-то тоже тема, и отвлечься можно. Но Мишка насупился и говорит:
— Мам, я тебе кое-что сказать хочу.
— Ой! — говорит тетя Ира и руками всплескивает так, что капуста с ножа сыпется. — Ты что ж, никак жениться надумал?
Вот бабы, а! Чуть что сказать — так сразу и жениться.
А Мишка сопит, но прет танком.
— Нет, — говорит, — наоборот. Я вообще никогда не женюсь.
— Пил? — спрашивает сурово тетя Ира и даже нюхать его идет.
— Да чего пил-то, — не выдерживаю я, — полбутылки пива выдул, вообще не деньги.
— А что ж ерунду городит? — это тетя Ира у меня уже спрашивает.
Ну, я молчу, а чего я сказать-то могу.
— Если тебя девочка какая обидела, так ты это брось, — говорит она Мишке. — Девочку мы тебе хорошую найдем, все обзавидуются.
— Мама, — говорит Мишка и уже чуть не плачет. — Не нужна мне девочка. Вообще не нужна. Я, — говорит, а у самого губы трясутся, — вообще мальчиков люблю. Я гей, мама, понимаешь?
Ну, и тут, конечно, немая сцена. Ревизор прямо. У Мишки губы аж скачут, я такой сижу, в холодильник спиной вжимаюсь, а тетя Ира посреди кухни стоит, и с ножа у нее падает последняя капустная лохмушка. И об пол в мертвой тишине — шлеп.
Я думал, она, может, кричать начнет. Или даже стукнет Мишку. Готовился ее ловить, если что. А то она женщина корпулентная, как стукнет в ажиотаже, так Мишка и сломается.
А она наклоняется, капустный ошметок подбирает, выпрямляется и спокойно-спокойно так говорит:
— Это ты зря.
Мы с Мишкой на нее оба вытаращились. Не ждали потому что такой реакции.
А тетя Ира капусту помяла в пальцах, в ведро кинула и говорит:
— И девочку-то хорошую найти сложно, а уж мужика хорошего и вовсе ищи-свищи. Влип ты, сынуля, вот что я тебе скажу.
И чего-то я тут не выдержал и заржал. Перенервничал, что ли. Сижу, заливаюсь, успокоиться не могу, чуть с табуретки не навернулся. Мишка посмотрел на меня и тоже засмеялся. Тихо так, но сильно, чуть не до кашля. А за нами и тетя Ира хохотать принялась. Упала на табуретку возле стола, нож бросила, сидит, слезы фартуком утирает.
Отсмеялись, в общем, как-то. И сидим друг на друга смотрим.
А потом тетя Ира спрашивает:
— Это ты серьезно или тебе разговоры мои надоели?
— Серьезно, — говорит Мишка, и опять у него губы трястись начинают.
— Ну, — говорит тетя Ира, — поставил ты мне задачу. Но варианты есть.
Мы с Мишкой даже не поняли сперва, о чем она.
А она дальше продолжает.
— Вот, — говорит, — в мэрии секретарь мэра нашего, знаешь его? Юрий Владимирович зовут. На вольво ездит на синей. Вот он, говорят, точно этот самый. А в целом солидный мужик, и работа денежная. Да наверняка ты его видел. Его тетка магазин держит, вечно к Марусе моей за справками бегает.
— Мама! — стонет Мишка и головой на стол падает.
— А что «мама»? — начинает раздражаться тетя Ира. — Что ж тебе теперь, одному жизнь коротать? Или на эти, тьфу на них, гей-парады в Москву мотаться? Ты мне не вздумай! Найдем тебе парня, не такая уж и беда. А с ребеночком разберемся, да хоть за деньги пусть шалава какая родит, только чтоб здоровая была!
— Мама, — говорит Мишка, — да не надо мне парня! Есть у меня!
И вот тут тетя Ира прямо как в стенку въехала.
— Что? — говорит она растерянно. — Парень у тебя есть?.. Это как же ты так по-тихому?..
А Мишка, зараза такая, молчит. Ну, тетя Ира на меня смотрит. Я думаю, ну все, попал, как партизан к немцам.
— Валера, — говорит она вдруг, и я чувствую, сама себя накручивает, сейчас кричать будет, — а ты-то куда смотрел? Ты ж с ним со школы дружишь! Ты ж каждый день с ним! Это, значит, он себе нашел кого-то, а ты их покрываешь?! И мне не слова?! Ну что ты рот открыл, дурья твоя башка?!
А я вот и открыл. Сижу с открытым ртом, аж сказать ничего не могу. Мишка то ли хрюкнул, то ли фыркнул тихонько — он всегда так делает, когда смех давит, с самого детства. Кашлянул и говорит:
— Мам, мы вообще-то с Валерой… Ну. Вместе.
Тут, я думал, она нас убьет. Ух как она орала. И что мы ей голову морочим, и что совести у нас нет, и что она как идиотка Мишаню сватает-сватает, а он уж сосватанный давно, и что мудозвоны мы, и даже хуже еще слова говорила. Только пидорасами не называла, хотя казалось бы, такой случай.
Мишка это молча слушал и даже кивал покаянно, а я все смотрел на него, как у него волосы ко лбу прилипли от волнения, и как он солонку по столу крутит, и думал, что даже вот пусть теть-Ира орет, и пусть я буду пидорас, по всем понятиям, а все равно нормально все вышло. Мне нравится.
Потом тетя Ира откричалась и к борщу вернулась. Капусту-то дорезать надо, борщ не ждет.
Ну, а мы сидим как дураки, и уходить вроде глупо, и говорить вроде не о чем. Но тут Мишка мне подмигивает — пойдем, мол, дадим мамке передохнуть после такого, это самое, стресса.
Я уже поднимаюсь — и тут тетя Ира ко мне поворачивается от кастрюли и так ласково-ласково говорит:
— Валерочка, так а что ж с ребеночком-то делать будем? Вы уж, мальчики, придумайте что-нибудь, порадуйте мать… И кстати, можешь меня мамой называть.
Тут я и понял, что теперь она вообще с нас не слезет. Я ж говорю — без тормозов, точно. А так ничего, нормальная, бывают и похуже тещи. Мне, если подумать, еще повезло. Так-то.