— Ну, ладно, пусть будет так, — сказал я наконец. — Допускаю, что путешественники изберут эту бешеную дорогу и что вам удастся достигнуть такой неслыханной быстроты. Но каким же образом вы остановите ваш поезд? Ведь при торможении все разлетится в прах!..
— Ничего подобного, — ответил полковник, пожимая плечами. — Между обеими трубами, из которых одна служит для езды в одну сторону, а другая — в противоположную, и в которых вследствие этого воздушная тяга идет в обратном направлении, существует сообщение при выходе на каждый берег. Когда поезд приближается к берегу, то электрическая искра предостерегает нас об этом и летит в Англию, чтобы там уменьшили тягу, благодаря которой поезд мчится вперед. Теперь он уже движется дальше по инерции, пока встречный ток воздуха из лежащей рядом трубы окончательно его не остановит. Впрочем, к чему все эти объяснения? Не лучше ли вам убедиться на собственном опыте?
И, не дожидаясь моего ответа, полковник Пирс нажал на медный рычажок, блестевший на одной из труб. В ту же минуту стенка отодвинулась и через образовавшееся отверстие я увидел ряд двухместных скамеек.
— Это вагон, — сказал полковник. — Входите поскорее!
Я вошел. Стенка тотчас же закрылась.
При свете лампы Эдисона, повешенной вверху, я с любопытством озирался вокруг. Ничего необыкновенного! Длинный цилиндр, хорошо отделанный внутри, с 50 креслами, расставленными попарно в 25 равных рядов, клапаны на обоих концах вагона, служащие для регулирования воздуха, — сзади для пропуска свежего, спереди — для выпуска испорченного, — вот и все.
После нескольких минут осмотра я уже начал терять терпение.
— Почему же мы не едем?
— Как не едем? Мы уже в дороге! — воскликнул полковник.
— В дороге? Не двигаясь?.. Да разве это возможно?..
Я с напряжением прислушивался, не слышно ли какого-нибудь шума, который указывал бы на движение вагонов. Если мы в самом деле тронулись со станции, и если полковник не шутил, говоря о скорости в 1800 километров, то мы должны теперь находиться далеко от земли, под волнами океана. Над нашими головами беспокойно мечутся волны, и, может быть, в эту самую минуту киты, принимая нашу длинную железную тюрьму за гигантскую змею, ударяют о нее своими могучими хвостами!..
Я ничего не слышал, кроме тихого приглушенного рокота, и погруженный в безграничное удивление, не веря в действительность того, что происходило, сидел и молчал. А время между тем летело.
Прошло около часу. Вдруг ощущение холода на лбу пробудило меня из оцепенения, в которое я мало-помалу погрузился. Я поднес руку к лицу: оно было мокро…
Мокро! Почему? Уж не лопнул ли наш туннель под давлением воды, давлением ужасающим, увеличивающимся на одну атмосферу через каждые 10 метров глубины? Уж не поглощает ли нас океан?.. Я был парализован ужасом. В отчаянии я хотел позвать на помощь, кричать… и… увидел себя в собственном тихом саду под сильным дождем, крупные капли которого и прервали мой сон.
Просто-напросто я уснул, читая статью, посвященную фантастическому проекту полковника Пирса, и во сне увидел этот проект осуществившимся…
Послесловие
Как правило, сюжеты своих произведений (а точнее, их основу или просто исходные положения) Жюль Верн брал из жизни. Нередко побудительным толчком для создания очередной книги бывали его личные впечатления. Классический тому пример — роман «Миссис Бреникен».
Пяти-шестилетним малышом Жюль вместе с братом Полем посещал в Нанте пансион для детей дошкольного возраста, принадлежавший мадам Самбен. Эта строгая дама считала себя женой капитана дальнего плавания. К несчастью, брак ее, заключенный, видимо, по большой любви, оказался трагическим. Муж мадам Самбен сразу же после свадьбы вышел в море, и всякий след его пропал. Судьба моряка оставалась неизвестной, но безутешная супруга, подобно Пенелопе, не считала любимого погибшим. В течение долгих тридцати лет она ждала его возвращения, признанного всеми невозможным. И чуда действительно не произошло.
У нас нет полной уверенности, что маленький Жюль сохранил на всю жизнь воспоминание о своей несчастной воспитательнице, хотя внук писателя Жан почти настаивает на этом, ссылаясь на исключительную память деда. Скорее всего, случай мадам Самбен все-таки отложился в душе мальчика, а позже, уже зрелым человеком, популярным писателем, Верн в деталях познакомился с этой городской легендой, положив ее в основу романа об идеальной женщине, подруге творческого, ищущего человека. Такой подруги ему самому всю жизнь недоставало.