Проблема секретности
Секретность, как это было внушено нам в самом начале, была категорически необходима, несмотря даже на тот факт, что наше кодовое наименование, Алсос, казалось, невольно разоблачало тайну, так как оно было переводом на греческий язык слова «гровс». Генерал же Гровс возглавлял всю деятельность военного ведомства, относившуюся к атомной бомбе, поэтому не требовалось слишком большой догадливости, чтобы сделать соответствующий вывод. Кроме того, автомашины нашей миссии были снабжены номерными знаками с греческой буквой «альфа».
Очевидно, немцы даже и не собирались узнавать от нас что-либо о нашей бомбе. Узнать эти секреты от членов миссии они не могли никоим образом. Но наши люди также находились в неведении. Миссия Алсос должна была действовать, ничего и никому не говоря о том, что нас интересовало. Лишь немногие высшие американские и британские должностные лица были информированы о целях нашей миссии. Как я уже говорил, к нашей миссии были прикомандированы офицеры и гражданские лица, в отношении которых предполагалось, что они не должны знать ничего о наших главнейших задачах. Более того, в армии, флоте и в промышленных кругах уже существовали разведывательные группы, пытавшиеся собирать материал относительно немецких научных разработок. Это обстоятельство привело к тому, что одна из наиболее трудных задач нашей миссии заключалась в том, чтобы сдерживать усилия этих неправомочных сыщиков, не раскрывая им наших целей.
Так, в ноябре 1944 года мне позвонил из нашей парижской штаб-квартиры Жолио-Кюри и сказал, что какой-то офицер позвонил по телефону из Вашингтона и потребовал сведений об исследованиях, связанных с атомной бомбой. Жолио-Кюри ответил, что он уже рассказал все.
«Разве вам не известно, что здесь у вас имеется специальная группа для этой цели, миссия Алсос?»— спросил Жолио и хотел даже дать наш адрес. К счастью, благодаря принятым мерам удалось внимание этих людей отвлечь на другое направление и они ничего не узнали. Но после этого случая я сказал своим коллегам, что нам, пожалуй, стоит обзавестись вывеской — «Миссия Алсос. Особое подразделение по атомной бомбе».
В сентябре 1945 года в миссии раздался телефонный звонок из Главного управления военной разведки США в Германии. Они обнаружили лабораторию Отто Гана, первооткрывателя деления урана — явления, на котором основано действие атомной бомбы, — и собирались арестовать его для нас. Велико же было их изумление, когда я сказал им, что мы Ганом не интересуемся. Они, наверное, были бы еще более поражены, если бы узнали, что уже пять месяцев назад я разговаривал по телефону с д-ром Ганом и с тех пор он был интернирован.
Но если о том, что мы делали, знали очень немногие, то почти всем была известна цель нашего пребывания в Европе и уж, конечно, совершенно секретный характер наших работ. Это придавало нам незаслуженную значительность, весьма облегчавшую работу и обеспечивавшую нам неслыханные и временами совершенно ненужные привилегии. Когда бы ни понадобилась нам какая-либо особая помощь или любезность, нам достаточно было шепнуть на ухо соответствующему сержанту или генералу два слова — «атомная бомба» — и неизменно это творило чудеса и оказывалось более эффективным, чем любые официальные предписания из Лондона или Вашингтона. Важность и секретность пленяли воображение непосвященных, и они сразу же загорались желанием помогать нам.
Подобная впечатлительность приводила иногда к забавным последствиям. Например, мы получили несколько кубиков немецкого металлического урана. Они нам превосходно служили в качестве пресс-папье. Один из посетивших нас высокопоставленных офицеров был настолько взволнован выставлением напоказ совершенно секретного вещества, что не мог удержаться от разговоров об этом. Вскоре мы получили строгий приказ из штаба генерала Гровса держать эти урановые кубики в наших столах, а не на них. Это было очень досадно — они были такими великолепными пресс-папье!
Было естественно предположить, что отступающие немцы могли оставлять шпионов и информаторов; нас предупредили об этом, чтобы мы были настороже. И совершенно напрасно: их не было нигде, по крайней мере, мы не встречали никого, кто стал бы себя беспокоить по поводу наших дел. Нам советовали также быть осторожными с местным персоналом, чьими услугами мы пользовались, — с шоферами, с прислугой в отелях и т. п. Единственным, кого мы заподозрили, был портье в отеле, который благодарил меня за чаевые словами «данке зер» (нем. — «большое спасибо»). Но оказалось, что это было только делом привычки. Он ведь говорил эти слова в течение четырех лет оккупации, а немцы ушли отсюда всего лишь пару дней назад!