Поэтому, когда подсветка мигнула, я дернулась в мешке, толком еще не проснувшись. Невесомость не упустила шанса игриво подбросить излишне прыткое тело, закручивая его в сторону неприметной двери в санитарный отсек. Спасли страховочные ремни, упруго притянувшие мешок обратно к койке.
Мигал индикатор, который не должен был подавать признаков активности еще как минимум полторы недели.
«Новое сообщение».
- Эрик, почему не было звукового сигнала? — хрипловато поинтересовалась я.
- Звуковой сигнал отключен с получением команды «Ночной режим», — равнодушно отчитался бортовой компьютер.
Машина, напомнила я себе. Ни к чему пытаться очеловечить строчки программного кода. Если бы он мог справиться со всеми ситуациями, необходимости в спасательной миссии не возникло бы — потому что «Седна», управляемая такой же машиной, не попала бы в беду. Но компьютер не способен заниматься расстановкой приоритетов, для этого и нужна я. Нет смысла злиться на Эрика за то, что он не выполнил чужую задачу правильно. Злость — это голос отчаяния и одиночества. Не мой.
- Запусти сообщение, — ровным тоном велела я.
И ошеломленно заморгала, потому что первым звуком, раздавшимся из колонок, был смех. Старательно сдерживаемый, еле слышный за полосой помех, но — живой, здоровый мужской смех. Словом, совершенно не то, что ожидаешь от обмена сообщениями в середине пустоты в нескольких тысячах а.е. от Солнца.
Потом из колонок донеслась какая-то фраза на незнакомом языке, и я остолбенела окончательно.
Возможно, мое решение продолжить полет и было глупым и самонадеянным, но смеяться над ним на Земле никому бы и в голову не пришло. Прислать длинную инструкцию, отстранить меня от командования, велеть разворачиваться немедленно, — вполне вероятно. Но никак уж не хохотать! Кроме того, ближайшее сообщение, которое должен был получить «Норденшельд», ожидалось из комцентра Ее Величества Исследовательского флота, и я могла быть уверена, что запишут его на интерлингве, в полном соответствии с процедурой.
Значит, что бы я сейчас ни слушала, запись пришла не с Земли.
- «Норденшельд», говорит «Карпатия». — В знакомом голосе еще отчетливей звучала агрессивная раскатистая «р» и нотки едва сдерживаемого смеха. — Изменение нашего курса невозможно. Мы — астероид!
На заднем плане грянул-таки дружный многоголосый хохот. Кто-то, не справившись с эмоциями, подвывал в процессе, пытаясь что-то вставить в эфир, но капитан (Глава? С кем я же говорила?) «Карпатии» звучно шикнул, и все стихло.
- Повторяю, отклонитесь от заданного курса либо начинайте торможение, если вам требуется помощь с ремонтом. Расчетное время до столкновения — двадцать шесть земных часов. Минимальное допустимое отклонение от курса… — он начал зачитывать координаты, и я поймала себя на том, что стиснула в руках страховочные ремни.
— Астероид? — переспросила я, словно запись могла мне ответить. — Но это невозможно! В комцентре еще перед вылетом проделали все необходимые расчеты и симуляции. Наша траектория не пересекается ни с одним телом, достаточно крупным и быстрым, чтобы повредить кораблю, не говоря уже об астероиде, где способна разместиться станция связи!
Капитан (все-таки глава?) «Карпатии» дочитал расчетные координаты, дисциплинированно повторил их и оборвал сообщение — слишком поздно, чтобы я не услышала, как он начал хохотать сам. Я осталась сидеть в пустой каюте, на подбитом корабле, где никто не мог бы подсказать мне верное решение, в компании безвольного бортового компьютера и непрекращающегося гула вентиляторов.
«Норденшельду» нужен ремонт, что верно, то верно. Восстановление сервоприводов гравитационных колец позволит разбудить всю команду, что сделает полет гораздо безопаснее и, будем честны, куда полезнее для психики. Но астероидная колония — это всегда один сплошной летающий дефицит кислорода, воды, пищи, света и тепла. Ни один астер не стал бы предлагать ремонт просто так, от широты души.
Ему тоже что-то от нас нужно. Но что?
- Я же не размышляю об этом всерьез? — строго спросила я у себя. — Какой-то неустановленный русский, которого никак не могло быть в этом секторе космоса, присылает сообщение, которое никак не могло успеть дойти, и я начинаю думать, что он может попросить в обмен на ремонт сервоприводов?..
Но, кажется, я все-таки размышляла именно об этом.
Если сообщение с корабля я еще могла рискнуть проигнорировать, то астероид — совсем другое дело. Гордость капитана, пусть даже такого инновационного корабля, как «Норденшельд», ничего не стоила в сравнении с жизнями членов моей команды. Но как быть с топливом?..