Сергей провокационный вопрос проигнорировал, продолжая работать с картой. Кажется, его в предвкушении встречи трясло не меньше, чем меня саму — иначе бы он все-таки догадался, что о местонахождении и возможной точке приземления было бы куда проще спросить.
- Если вам не слишком нужны официальные бумаги о прибытии, то я буду в Танг Велли к утру, — с нездоровой бодростью отчитался Сергей и оторвал, наконец, взгляд от консоли.
Я подавила неуместный смешок. С неподобающе широкой улыбкой, преисполненной все того же предвкушения, справиться оказалось куда сложнее.
- Прекрасно. Российское консульство начинает прием в десять утра.
После разговора я еще долго не могла успокоиться и металась по пустой квартире, как загнанный зверь, не в силах привести в порядок мысли.
Странно. После длительных полетов Кенора он превращался в смутный образ в памяти, в призрака, о котором я вспоминала только в том случае, если о нем заходил разговор. А Сергей — даже после нескольких месяцев порознь, наполненных хлопотами, срочной работой и авралами — все еще стоял перед глазами, как живой, и кончики пальцев зудели от невозможности прикоснуться.
К колкой тени щетины на щеках и подбородке. К ранней морщинке между вечно нахмуренными темными бровями, лишенными изгиба. К твердой линии плеч и рукам. К…
Я прижала ладони к щекам, тщетно пытаясь согнать с них наивную девичью краску, и зажмурилась.
Он согласился. Согласился!
Паспорт нашелся в пакете документов на приземление «Ганапати», в ящике рабочего стола. Я активировала его и растерянно пролистала голограммы страниц, пестреющие штампами о пересечении границы атмосферы. Пустые страницы программой не отображались — только меню сбоку равнодушно мерцало заголовками заблокированных разделов.
«Брак». «Дети».
Ради всего святого, что я скажу родителям?! Пока шел процесс над Кенором, они избегали любого давления в вопросах матримониального толка. Разве что от осторожных намеков о выгоде союза с Тагорами не могли воздержаться, и то — ровно до тех пор, пока «Ганапати» не обнаружил залежи рения, резко изменившие существующий расклад сил. Теперь мама за мою судьбу была почти спокойна — я возглавляла рейтинги самых желанных невест королевства, обойдя даже Джанет, и на выбор претендентов на мою руку, сердце и приданое жаловаться не приходилось.
Сергей Родионов, внезапно оказавшийся в стройных рядах потенциальных женихов, не устроит никого, кроме меня самой. Высшее общество не одобрит мезальянс, родители наверняка будут переживать из-за разницы в культуре и воспитании… и им не объяснить, как уютно с Сергеем молчится и как хорошо думается.
Смахнув голограммы страниц обратно в паспорт, я села на край кровати, растерянно глядя перед собой. Снова вскочила — сидеть на месте было невыносимо — и схватилась за лайтфон.
Лаури не брал трубку, а на взволнованное сообщение прислал автоматический ответ с обещанием перезвонить. Лайтфон Джанет перенаправил звонок на автоответчик, и я нервно попросила ее подать признаки жизни.
Контакты прочей команды вызывающе мерцали в вечернем полумраке. Я пролистала их — и смахнула в лайтфон. Они были знакомы с Сергеем шапочно — проснулись уже после того, как Карпатия была отвоевана и ее владелец старался избегать искушения, как можно реже показываясь возле «Норденшельда». Вряд ли пилот или механик смогли бы помочь и поддержать — скорее уж изрядно удивились бы моим порывам.
В конце концов я не выдержала и начала было писать напрямую мама, но вовремя посмотрела на часы и остановилась. Такие вещи все-таки неплохо бы сообщать лично — и не среди ночи.
Спать не хотелось совершенно. Я окинула спальню растерянным взглядом, не узнавая привычную обстановку, и поплелась на кухню. Глубокомысленно изучив полки пустого холодильника, захлопнула дверцу и полезла в подвесной шкаф из любовно подобранного светлого дерева. Там обнаружился-таки молотый кофе, и я потащила свою добычу к турке — а потом засела за цикл статей о реставрации кораблей серии «Ганапати», периодически делая микроскопические глотки.
Когда раздался звонок в дверь, я подскочила на месте и с удивлением обнаружила, что не помню ни слова из прочитанного — зато меня по-прежнему потряхивает. Часы показывали половину шестого утра, и небо на востоке неспешно серело, предвещая рассвет.
А в дверной глазок были видны только орхидеи — не варварски яркие, крупные, что украшали весь город в честь фестиваля, а фарфорово-белые, нежные, с трогательной полупрозрачной прозеленью у основания лепестков. Я приложила ладонь к сенсору и, кажется, начала глупо улыбаться еще до того, как система распознала отпечаток и открыла дверь.