За распахнутыми складскими воротами виднелись грузовые контейнеры. Мимо них туда-сюда сновали вооруженные охранники с собаками на поводках. Искали контрабандное оружие и наркотики. Султан распорядился выставить крепкий заслон. Собаки обнюхивали багаж, выгружаемый из чрева самолетов, и время от времени поскуливали.
Вдруг связник остановился. Эван тоже. Связник обернулся и незаметно кивнул в сторону калитки в проволочном ограждении. Над калиткой была прикреплена вывеска. Кендрик прочитал слова, написанные арабской вязью: «Стой! Только для служебного пользования. По нарушителям стреляем без предупреждения». Мило! Он скользнул взглядом по дверце. Металлическая пластина… Та-а-ак! Электронный замок. Кендрик огляделся. Кто его открывает? Наверняка дежурный, который в данный момент в складском помещении. Больше негде! Что дальше? Араб-связник кивнул раз, другой… Понятно! Нужно подойти к этой калитке. «Стреляем без предупреждения…» Маскат на осадном положении. Тут не станут долго раздумывать, стрелять или нет!.. Кендрик нахмурился, покосился на связника. Тот кивнул еще раз. Мол, все правильно. Затем повернулся лицом к контейнерам, сделал отмашку кистью правой руки.
– Контрабандист вонючий! – заорал кто-то возле крайнего контейнера слева.
– А ты гнус и сявка, а мать твоя потаскуха!
– Заглохни, деловой!
Завязалась драка. Залаяли собаки и стали рваться с поводков. Охранники кинулись к месту рукопашной битвы. Один из них с места не двинулся. Связник сделал знак Эвану. Оба побежали к калитке. Подоспел и охранник. Его собака стала обнюхивать Кендрика.
– Порядок, сэр! – сказал охранник и нажал пару раз рукояткой пистолета на металлическую пластину. Замок зажужжал, калитка распахнулась.
Кендрик со связником не торопясь вышли на площадь и зашагали к стоявшему в отдалении грузовику, обшарпанному, с засаленным брезентом над кузовом. То и дело чихал мотор, а выхлопная труба дребезжала и фыркала черным дымом.
– Вот ваш «Кадиллак», сэр! – улыбнулся связник.
– Не развалится? – спросил Кендрик с сомнением в голосе.
– Не думаю… Ну что ж, всего доброго!
– Спасибо вам! – Кендрик взял свой саквояж и направился к кабине.
Водитель покачал головой и, оттопырив большой палец на левой руке, показал на кузов, крытый брезентом. Грузовик тронулся, как только чьи-то руки втащили его внутрь.
– А’ссалауму галаикум![14] – сказал смуглый араб и кивнул на узел с вещами на скамейке у левого борта.
– Нахарука сагид,[15] – ответил Кендрик, оглядываясь.
– Переодевайтесь, сэр! – сказал араб уже по-английски. – Здесь все, что вы просили.
Кендрик развязал узел. Голубая джелаба оказалась впору, широкие белые шаровары были чуть великоваты, бабуши пришлись по ноге.
– А где готра? – спросил Кендрик. Араб кивнул на арабский головной убор, висевший на гвозде.
– А крем-краска?
Араб протянул тюбик красящего снадобья, предназначенного для придания цвету кожи европейца коричнево-бежевого оттенка, свойственного ближневосточным семитам.
Красящий пигмент не терял свои свойства в продолжение десяти дней. Целая вечность!.. Для того самого монстра, назвавшего себя именем Махди, подумал Кендрик.
В полуметре от металлического ограждения стояла элегантная брюнетка. На ней были белые брюки клеш, зауженная книзу зеленая шелковая блуза, белая шляпа-панама с зеленой лентой вокруг невысокой тульи. Продуманный, изысканный наряд и дорогие солнечные очки подчеркивали ее изящную привлекательность. Она то и дело поправляла перекинутый через плечо ремешок сумки и всем своим видом производила впечатление прибывшей из Европы туристки, неравнодушной к экзотике Востока.
При ближайшем рассмотрении можно была заметить небольшое отклонение от этого стереотипа: кожа у очаровательной молодой женщины была оливкового оттенка, что говорило об одном – она родом из Северной Африки.
Несколькими секундами раньше туристка, прижимая к ограждению миниатюрный фотоаппарат (не более пяти сантиметров в длину!) с небольшим вогнутым призматическим объективом для телескопической съемки, сделала несколько снимков. Когда допотопный грузовик зарычал, дернулся и уехал, она, убирая фотоаппарат в сумку, перекинула ремешок на другое плечо.
– Калейла, бога ради! Куда ты исчезла? – К ней мчался высоченный толстяк с пузцом, лысиной и парой чемоданов.
Он был весь как купаный, несмотря на светло-серую рубашку из тончайшего крепдешина и шелковый костюм цвета антрацита.
– Тони, остынь! Я умирала от скуки в этой противной очереди и решила пройтись.
– Господи, Калейла, нельзя так делать! Как ты не можешь понять? Сейчас в этом Маскате сущий ад, – частил он, отдуваясь. – Я протянул документы тому идиоту из иммиграционной службы, оглянулся, а тебя и след простыл. Бросился на поиски, и тут меня останавливают три психа с автоматами и ведут в зал прилета… Обыскали наш багаж, представляешь?
– Не заводись. Тони! Это в порядке вещей.
– Но эти негодяи конфисковали бутылку виски…
– Невысокая цена за удачливость. Не волнуйся, дорогой, я возмещу.
Он окинул взглядом Калейлу с головы до ног:
– Ну ладно! Что было, то прошло. Сейчас оформим регистрацию, и в отель. Я заказал шикарный номер люкс. Тебе, дорогая, понравится.
– Один номер на двоих?
– Ну да, конечно…
– Нет, Тони! Так дело не пойдет.
– Как? Но ведь ты говорила…
– Я говорила? – оборвала его Калейла. – Что я говорила?
– Ты намекнула, и довольно прозрачно, что, если я достану билеты на этот рейс, мы чудесно проведем время.
– Я и сейчас не отказываюсь! Посидим в кафе с видом на залив, выпьем, потом можем смотаться на ипподром, на скачки, поужинаем в дорогом ресторане… Но один номер на двоих? Это пошло… И не дуйся на меня, как мышь на крупу. Впрочем, я могу попросить прощения за такое недопонимание, хотя моя старая преподавательница из Каирского университета, ближайшая подруга твоей жены, советовала заключить с тобой договор…
– Старая говнючка! – взорвался весьма процветающий английский бизнесмен.
– Мэм фадлика агтини мирая![16] – Кендрик постарался перекричать шум мотора, когда грузовик слегка сбавил ход.
– В списке нужных вам вещей нет зеркала. Вы его не заказывали, – сказал араб на безупречном английском, правда, с сильным акцентом.
Он сидел у заднего бортика кузова и наблюдал за дорогой.
– Тогда снимите одно из зеркал бокового обзора.
– Водитель меня не услышит, а останавливаться нельзя.
– Черт побери! – Эван пересел ближе к арабу. – Тогда вы будете моими глазами. Смотрите, что я делаю, и говорите, где следует добавить краски, и, пожалуйста, приподнимите край брезента.
Спустя минут десять араб протянул правую руку, дотронулся ладонью до щеки Эвана.
– Нормально! – крикнул он. – Точь-в-точь цвет моей кожи.
– Я рад! – Кендрик кивнул. Намазав кремом шею, запястья и кисти рук, сказал: – Помогите мне правильно надеть готру.
– Подождите, пока краска-крем хорошенько впитается и подсохнет. Сэр, мы вас довезем до центра города и там высадим.
– Спасибо, что проявили обо мне заботу, – сказал Эван.
– Спасибо вам, что приехали! Однако не старайтесь разыскивать тех, кто помогал вам. Клянусь Аллахом, мы убьем вас раньше, чем наш враг подумает об этом. Мы не на виду, но мы повсюду.
– Повсюду?
– Да! Истинные правоверные, они повсюду…
– Шокран,[17] – сказал Эван служащему отеля, протягивая ему щедрые чаевые за конфиденциальность, о которой они договорились заранее.
В листке регистрации Кендрик указал вымышленные арабские имя и фамилию и, получив ключи от номера, отказался от услуг коридорного. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, он вышел из кабины, постоял, убедился, что хвоста за ним нет, спустился по лестнице на свой третий этаж и зашагал по коридору к себе в номер.