– С этим слюнтяем далеко не уйдешь, чего доброго засыплюсь на первом дозоре. Нужно что-то предпринимать, – подумал он.
Осип сначала плотно поужинать, а за одно и поразмыслить по этому поводу. С каждым глотком хлебного вина, в голове у него созревал план.
– Однозначно нужно избавиться от Соврасия. До рассвета еще далеко, нужно дать отдохнуть коням и немного поспать самому.
Укрывшись старым тулупом, он заснул в углу сарая, но сон его был не долог, через пару часов, сбросив с себя остатки сна, Осип встал, взял рядом лежащий кинжал и подошел к Соврасию, который все также сидел в отрешенной позе. Немного помедлив, Осип все же решился и сильным ударом загнал кинжал по самую рукоятку под левую лопатку. Соврасий, не проронив ни звука, падая, уткнулся лицом в сено.
Совершив злодеяние, Он не стал извлекать из трупа кинжал. Вернувшись к своей лежке, Осип извлек из мешка мирскую одежду и начал быстро переодеваться. Он решил не забирать рясу и бросить ее прямо здесь. До рассвета еще оставалось время. Оседлав коней и прикрепив мешок к заводной лошади, Осип потихоньку стал выводить их из сеновала. Бдительный хозяйский пес предупредительно зарычал на незнакомца. Осип остановился в нерешительности.
– Чего доброго эта тварюга поднимет переполох, тогда далеко не уйдешь, – подумал он.
Внезапно ему в голову пришла удачная мысль,
– Кажется, там, в сарае остался кусок окорока.
Он вернулся назад, нашел искомое и, выйдя опять во двор, кинул мясо собаке. Голодный пес, понюхал находку, схватил ее зубами и удалился в другой конец двора, радуясь подачке и не обращая ни какого внимания на незнакомца. Осип успокоился, осторожно открыл ворота и вывел коней за околицу села. Водрузившись на одного, он направил их в сторону польско-литовской границы.
По утру, сердобольный хозяин зашел в сарай. Он очень удивился, когда не увидел лошадей. Его удивление стало еще больше, когда он повнимательней пригляделся. Вчерашнее молоко и хлеб остались не тронутыми, рядом в беспорядке лежало разбросанное монашеское одеяние. Мужик перекрестился.
– Свят, свят, свят, – промолвил он, осеняя себя крестным знаменем, – воистину Нечистый прислал мне этих гостей.
Чуть дальше, он заметил что-то черное, присыпанное сеном. Подойдя по ближе, изумление его сменилось смертельным страхом, когда он увидел труп инока с торчащим в спине кинжалом. Еще раз, перекрестившись и поразмыслив, он решил не сообщать в разбойный Приказ, испугавшись дьяков дознавателей, которые чего доброго могли не поверить ему и обвинить в разбое и злодействе. Недалекому и затюканному крестьянину было невдомек сопоставить странное поведение монахов и смерть одного из них с неожиданной вчерашней кончиной Государя. Раздев инока до исподнего, положив труп на сани и присыпав его сверху сеном, он запряг свою старую клячу и молча отправился в сторону Москвы-реки, где бросил покойного в прорубь под лед. Вернувшись домой, он сжег всю монашескую одежду.
С наступлением тринадцатого апреля 1605 года, ситуация в стране кардинально переменилась. Трон Бориса унаследовал его шестнадцатилетний сын Федор. Россияне погребли упокоившегося Государя в храме Святого Михаила между могилами Венценосцев Варяжского племени. Все, от Патриарха и Синклита, до мещан и землевладельцев целовали крест новому Государю Федору, клялись не умышлять на его жизнь и не хотеть на царство ни кого более. Юный Федор, в это неспокойное время, имел огромную нужду в советниках, и Дума велела трем знатнейшим боярам, князьям Мстиславскому, Василию и Дмитрию Шуйским, немедленно оставить войско и прибыть в Москву, где им надлежало правительствовать в Синклите. На пост Главного Воеводы избрали Басманова, доказавшего свою способность блестящим ратным искусством.
– Служи нам, как ты служил моему отцу, – сказал юный Государь Басманову в присутствии матери и бояр.
Новый Главный Воевода, окрыленный головокружительным успехом, клялся умереть за царя и вдовствующую царицу. Вместе с ним к войску отправили Митрополита Новгородского Исидора, чтобы привести армию к присяге. Юный Монарх, в своем обращении к войску милостиво отзывался о нем и обещал после Борисовых сорочин всем, усердным в деле ратном, крупные награды. Армия, подобно столице, присягнула Федору, и с этим известием Митрополит вернулся в Москву. Все целовали крест Федору, но большая часть войска присягала не охотно. Те, которые до этого времени находились в сомнениях, стали верить в истинность Дмитрия, видя в смерти Годунова волю Всевышнего, который как они думали, благоволил к Самозванцу.
К концу апреля, Осип Волохов благополучно достиг Путевиля, где Самозванец, оставленный в покое, в течение трех месяцев укреплял свои города и вооружал людей. В его стане еще не знали о смерти Годунова, и Осип первым принес Дмитрию радостную весть. Самозванец встретил Осипа ласково, как старого доброго товарища. Узнав о смерти Годунова, Дмитрий затрясся от радости, обнимал и благодарил Осипа. Немного успокоившись, он велел накрывать на стол, предварительно предупредив лакеев, чтобы в его покои ни кого не пускали. За сытным обедом, обильно сдобренным хорошим заморским вином, время пролетело не заметно. Волохов успел рассказать Дмитрию все эпизоды своего путешествия и теперь они обсуждали дальнейшее положение вещей, впрочем, с каждым выпитым бокалом, Осип становился все более нахальным и настойчивым в своих желаниях и это не очень нравилось его собеседнику, но надо отдать должное Дмитрию, он умел скрывать свои эмоции.
Точка накала в их диалоге дошла до своего апогея, Дмитрий встал из-за стола и подошел к окну. День близился к концу, по двору крепости сновали вооруженные люди, занимающиеся своими делами. Дмитрий намеренно взял паузу в разговоре, чтобы собраться с мыслями. В конце концов, он оторвался от созерцания красот каменной крепости Путевиля и обратился к Волохову:
– Ты просишь слишком много, Осип.
– А мне так не кажется. Кто бы ты был без меня, вспомни, кто тебе помогал, разве не я? Кем ты был, я могу напомнить тебе Гришка. Разве не я дал тебе крест Иоаннов, который ты показываешь всем в доказательство своего рождения. Ты проиграл последнюю битву, Шуйский с Мстиславским стоят под Кромнами и не сегодня, так завтра будут здесь. Поляки бросили тебя, со своим сбродом тебе не одержать победы над войском Московским, ты Гришка, расстрига, вор и негодяй, тебя ждет виселица, а сейчас, когда я со смертью Годунова принес тебе на блюдечке последний шанс, ты отказываешь мне в моем законном праве на раздел московского пирога.
– Ты просишь для себя всю Сибирь в наследственное пользование, ты хочешь занять место в Думе не по чину и знатности, подумай, чего ты просишь от меня Осип?
– Я успел подумать, пока добирался сюда из Троице-Сергиевой Лавры. Хоть мой род и боярский, ты говоришь не по мне такая честь, а ты, Гришка Отрепьев, по чину или знатности, а может быть по праву своего рождения, собираешься сесть на Московский Престол.
Осип Волохов громко рассмеялся, последними словами он загнал Самозванца в угол, тот молчал, не зная, что ответить. В дверь постучали, и дворецкий известил о приходе князя Мосальского.
– Пусть немного подождет, – ответил Дмитрий.
Он усиленно пытался найти выход из создавшегося положения, но Волохов постоянно давил на него и не давал собраться с мыслями.
– Нужно как-то успокоить Осипа, – подумал он, – нужно потянуть время, наобещать ему с три короба, а потом что-нибудь придумаю, как от него избавиться, главное чтобы он сейчас не болтал лишнего.
Закончив ход мысли, удачно, как ему показалось, пришедшей в голову, он снова обратился к Осипу.
– Итак, на чем мы остановились?
Осип улыбнулся, налил себе еще вина из серебряного графина и залпом выпил.
– Мы, Гриша, остановились на том, что ты должен предоставить мне гарантии относительно моего статуса после твоего воцарения, и чем раньше я их получу, тем лучше будет для тебя.
– Хорошо Осип, я согласен, – ответил Дмитрий после непродолжительной паузы, – завтра ты поутру отправишься в Самбор. Я дам тебе письмо к Юрию Мнишеку, он там у себя набрал польских волонтеров. Поляки под мои знамена сейчас идут не охотно, но после того как ты привезешь им известие о смерти Годунова, я думаю, наши дела пойдут в гору. Ты должен будешь привести этот отряд сюда, да побыстрее. После этого, я назначу тебя под твоим настоящим именем Главным Воеводой своего войска, и мы тронемся на Москву, а там видно будет. Не стоит делить шкуру не убитого медведя, Осип. И запомни, для всех я Великий Князь Дмитрий Иоаннович, а ты боярин Волохов, а то двое расстриг во главе армии это уже слишком, а сейчас иди, отдыхай.