Ведьма взяла в руки кривой нож с костяной ручкой, на которой была нанесена замысловатая резьба в виде магических символов.
– Добрая женщина, – испуганно пролепетала Феклуша, у меня нет четырех кун. У меня только две да три алтына медью.
Феклуша высыпала все свое богатство на стол и умоляюще посмотрела на старуху.
– Что же ты, девка, ко мне без денег пришла, я ведь за так не работаю?
Феклуша испугалась, что ведьма ей откажет. Маленькая долгожданная скляночка так манила и притягивала взгляд, что она не удержалась от дурного поступка.
– Знаешь что, возьми мою брошку, она серебряная и с драгоценным камушком, на память от покойной матушки досталась мне, – Феклуша отстегнула брошь и умоляюще протянула ее ведьме.
Та взяла безделушку, оценивающе посмотрела и повертела ее в руках.
– Не жалко тебе, все же память о матушке?
Нет, нет, бери добрая женщина, – соврала Феклуша, – только дай мне это приворотное зелье.
– Ну что же, тогда давай свою левую руку.
Ведьма сделала неглубокий надрез на Феклушеном указательном пальце, что-то прошептала, открыла склянку и в темную густую жидкость выдавила несколько капель крови.
– Все, – промолвила она, – пить нужно обоим одновременно, себе пару капель, а остальное ему. Давай обязательно из своих рук и гляди, чтобы выпил сразу. Смотри ему прямо в глаза и про себя приговаривай: "был чужим, станешь моим". Все поняла, девка?
Феклуша молча кивнула.
– Раз поняла, то забирай свое добро и иди, откуда пришла.
Феклуша ухватила маленькую скляночку обеими руками, прижала к груди и начала благодарить старуху.
– Да будет тебе, – перебила Феклушу та, – благодарить будешь потом, когда подействует. Да вот еще что, никоем случае это зелье нельзя употреблять с хмельным и забери назад свою брошь, не к чему она мне, а тебе она еще сгодится, никак память о покойной матушке.
Феклуша принялась еще пуще благодарить ведьму, но та, отмахиваясь руками от нее, произнесла:
– Иди, иди от меня скорей, а то еще передумаю.
Чувствуя себя грешницей, недостойной Святого причастия, Феклуша всю дорогу назад через лес молчала и думала о том, как дать приворотное зелье Илье.
Пьяный голос поющего диакона слышался из далека. Его пение распугало всех ворон в зимнем лесу. Варвара идущая впереди, остановилась, поджидая отставшую от нее Феклушу.
– Ишь как нажрался Кузьма, видать, хорош медок у Дарьи вышел, вон, как горланит песни.
Пьяный Кузьма возлежал на санях. Завидев Варвару с Феклушей, он отхлебнул из полупустого жбана несколько глотков, вытер губы рукавом зипуна и, обращаясь к ним, спросил:
– Что, явились? Ха, ха, ха…
Диакон пьяно рассмеялся, сел на санях и взял в руки поводья. Варвара с Феклушей залезли в сани и уселись поудобнее.
– Но родимая! – тронул с места кобылу Кузьма.
– Ну, как тебе медок? – спросила Варвара.
– Медок то хорош, но я кажись, знаю, куда и зачем вы ходили. Вот домой приедем, обязательно у Мирона спрошу, он наверняка знает, кто в этом лесу живет.
– Зачем это тебе? Что еще удумал, а ну сказывай, что в твоей пустой башке созрело? – Варвара начала наседать на диакона.
Тот лукаво улыбнулся и посмотрел на баб, придерживая лошаденку.
– Вроде люди сказывали, что здесь за лесом ведьма живет, так вы наверняка к ней ходили.
– С чего это ты взял, Кузьма? – осторожно спросила Феклуша.
– А с того. Я вроде не дурак, все вижу, Феклуша, как ты на нового барина смотришь. Вот и ходила ты, наверное, к ней, чтоб порчу навести или чары какие-нибудь напустить на него. Тьфу, на вас! От вас баб глупых чего угодно ожидать можно. Связался я с вами, грех на душу взял. Ну, ничего, как приедем, сразу Мирону и Любаве покаюсь, пусть они решают, что с вами делать, а мое дело сторона.
Кузьма сплюнул и подхлестнул кобылу.
– Но, пошла, старая кляча.
Феклуша переглянулась с Варварой.
– Плохи наши дела, девка. Если Кузьма станет болтать, нам несдобровать.
– Что делать станем, Варвара?
– Чего, чего. Кузьму надобно упрашивать, чтоб не болтал лишнего, ты начинай, а я подсоблю.
– Кузьма, миленький, – начала уговаривать того Феклуша, – не говори ни кому, что нас здесь высаживал, а мы тебя с Варварой отблагодарим.
– Ишь чего удумали, подкупить хотите. Не нужна мне ваша благодарность. Не хочу греха на душу брать по вашей бабьей глупости.
– Чего ты такого говоришь, пьянь ты такая, какой это грех? – вмешалась в разговор Варвара. – Ну, ходили мы в лес, ну и что из того, а ты за это бочонок меду получил, вот и молчи.
– Молчать я не стану, да к тому же бочонок на половину уже пуст.
– Кузьма, миленький, я тебе по приезду новый бочонок справлю, еще больше прежнего, только ни кому не сказывай.
– Трр…
Кузьма остановил лошадь.
– Бочонок это конечно хорошо, только сначала скажите, зачем в лес ходили, что удумали?
– Да сколько тебе, пустой башке, можно талдычить, – раздраженно произнесла Варвара, – ни чего плохого мы не хотим. Нравится нашей Феклуше новый барин, а он не обращает на нее внимания. Вот мы решили подсобить ему.
– Так значит все же нового хозяина Журавичей охмурить решили. Ну и хитры вы бабы.
– А ты подумай своей башкой, что в этом плохого, – не унималась Варвара, – если наша Феклуша хозяйкой Журавичей станет, то всем нам с этого польза станет. А вот если будешь молчать, и наше дело выгорит, Феклуша тебя не обидит. В благодарность от нее всю оставшуюся жизнь будешь, как сыр в масле кататься. Подумай Кузьма, какая для тебя дурака выгода.
Диакон задумался. В его хмельной голове созревал план на будущее.
– Ну что ж, я согласен молчать, но только пусть Феклуша побожится Святой Троицей, что не забудет моей службы.
– Что ты Кузьма, конечно, как можно…- с радостью согласилась Феклуша, но только и ты побожись, что станешь молчать.
Хитрый диакон дал клятву, троекратно осенил себя крестным знаменем, и всю оставшуюся дорогу до дома троица в санях молчала, не произнеся ни слова. Каждый из них думал о своем. Феклуша об Илье, хитрый диакон о сытной жизни в недалеком будущем, а Варвара о хорошей хозяйке и о теплом уютном доме на остаток дней своих.
Последующий вечер тянулся для Феклуши удручающе медленно. Она сказалась больной и отказалась от ужина, закрывшись у себя в светлице. Ближе к ночи проведать ее зашла Любава и начала расспрашивать о Дарье. На вопросы Феклуша отвечала, рассеяно и невпопад.
– Похоже ты сестрица и вправду больна. Ну ладно, не буду тебя мучить. Отдыхай, а утром поговорим.
Любава ушла, оставив ее одну. Всю ночь Феклуша терзалась сомнениями по поводу своего дьявольского плана. Ежеминутно проверяя наличие заветной скляночки, спрятанной то на груди, то у изголовья постели, она постоянно срывалась среди ночи с места и начинала то горячо молиться, то рассматривать склянку. Она даже хотела передумать, но, утром взглянув, в маленькое тусклое зеркальце на свое измученное лицо с опухшими от бессонницы глазами она решила, что нет другого выхода. Причесавшись и переодевшись в нарядный сарафан, позавтракав на скорую руку, она отправилась на встречу с Ильей.
Илья искренне обрадовался, увидев Феклушу.
– Где ты пропадала, без тебя у меня все валится из рук, – улыбаясь, спросил он.
– Сестрицу старшую перед Рождеством навестить ездила, – отвечала она, – А ты, куда-то тоже собираешься?
– Да вот, немного разобрался с делами, хочу развеяться и навестить соседа, давно тому обещал. Ну что мы здесь с тобой стоим, пойдем в дом, пока Волчонок оседлает коней, мы поговорить успеем.
Феклуша с бьющемся сердцем готовым выскочить из груди, вошла в дом.
– Может, горячим сбитнем с баранками угостишь, а Илья?
– Можно, только я сейчас Матрену кликну.
– Не надо Матрену, я сама схожу, а ты посиди.
Феклуша вышла из горницы и направилась к посудной лавке, у которой возилась Матрена.
– Матрена, поставь самовар, хозяин твой перед дорогой горячего сбитню хочет.
– Так он только что закипел, вон гляди, как пар идет.
Феклуша посмотрела на пыхтящий медный самовар.
– Ты, Матрена, неси его на стол, а я чашки захвачу, а то хозяин твой торопится больно.
Матрена отнесла и поставила на стол перед Ильей самовар и удалилась восвояси. Следом за ней в горницу вошла Феклуша, неся на подносе две чашки. Выждав пока Матрена уйдет довольно далеко и ее нельзя будет вернуть назад голосом, Феклуша разочарованно произнесла: