Крут наградил Элфи испепеляющим взглядом и снова повернулся к Жеребкинсу.
– Итак, что у нас имеется? – процедил он. – Оказывается, не только «тупорылы» избегли плавильной печи, но и некоторые секретные технологии. Я хочу знать, как этот шаттл тут оказался. Пусть его разберут на мельчайшие кусочки. Чтоб каждый проводок обнюхали – мне нужны отпечатки пальцев и ДНК преступников. Все серийные номера загрузи в главный компьютер. Может, что высветится.
– Хорошая мысль, – кивнул Жеребкинс. – Обязательно поручу кому-нибудь этим заняться.
– Нет, Жеребкинс. Поручи это себе. И приступай немедленно. Отдохни немножко от шпионских страстей. В наши ряды затесалась «крыса». Найди мне того, кто сплавляет гоблинам всё это барахло.
– Но, Джулиус, – попытался возразить Жеребкинс, – найти отпечатки пальцев и сверить номера каждый козёл может…
Крут подступил к кентавру вплотную.
– Во-первых, я тебе не Джулиус. А во-вторых, лично я считаю, что тут стоит поработать одному ишаку!
На виске майора яростно пульсировала вена, что говорило о крайней степени гнева. Жеребкинс умел улавливать настроение начальства.
– Так бы сразу и сказали, – тут же согласился кентавр, снимая с пояса портативный компьютер. – Я все понял. Немедленно приступаю. Лично.
– Я рад, что мы поняли друг друга, – кивнул Крут и взглянул на Элфи. – А что говорит наш пленник?
Элфи пожала плечами.
– Не слишком много. Ещё не пришёл в себя. Да и потом, когда очухается, он вряд ли что-то скажет. Вы сами знаете, как работает Б’ва Келл. Рядовым бойцам ничего не говорят. А этот парень – из рядовых. Кроме того, Книга не разрешает использовать гипнотические чары на наших соотечественниках.
– Гм… – задумчиво произнес Крут. Судя по всему, это известие не добавило майору хорошего настроения – его лицо своим цветом напоминало сейчас зад бабуина. – И ведь сыворотку правды тоже не используешь… Чертова Атлантидская конвенция! Пара уколов, и этот гоблин запел бы, как пьяный вершок.
Майор сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и взять себя в руки.
– Ладно, самое главное – выяснить, откуда взялись эти батарейки и сколько их гуляет по Нижним Уровням.
– Сэр, – решилась подать голос Элфи, – у меня есть одна теория…
– Не желаю слушать, – простонал Крут. – Что, опять во всём виноват Артемис Фаул?
– А кто же ещё? Я знала, что он вернётся, вот и…
– Тебе известны правила, Элфи. В прошлом году он перехитрил нас. А значит, парень неприкосновенен. Так говорится в Книге. Все, игра закончена.
– Да, сэр, но то была другая игра. Новая игра – новые правила. А вдруг действительно это Фаул поставляет батарейки Б’ва Келл? По крайней мере, мы должны отработать эту гипотезу.
Крут задумался. Если тут и в самом деле замешан Фаул, ситуация может намного осложниться, причём очень быстро.
– И что ты предлагаешь? Допросить Фаула на его территории? Не получится. И сюда мы его доставить не можем. Такой перепад давления убьёт любого вершка.
– Не убьёт, в городе давление такое же, как наверху, – возразила Элфи. – И мы ж его не в капсуле повезем, а в шаттле. Это вполне безопасно.
– Ну хорошо, – неохотно согласился майор. – Привези его сюда для беседы. Да, кстати, и здоровяка прихвати.
– Дворецки?
– Во-во, Дворецки. – Крут немного помолчал. – Но помни, эта парочка нужна нам только для беседы. Пара-другая вопросов, и пусть себе идут с миром. Я не хочу, чтобы ты использовала эту возможность для сведения личных счетов.
– Так точно, сэр. Дело превыше всего.
– Слово?
– Слово, сэр.
Крут растоптал каблуком окурок сигары.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Даже Артемис Фаул. Так что силу не применять.
– Так точно, сэр.
– Ну разве что в самом крайнем случае, – добавил майор.
Глава 3
УХОДИМ ПОД ЗЕМЛЮ
Дворецки служил Артемису Фаулу с самого момента его рождения. Первую ночь жизни своего подопечного он провел, охраняя родильное отделение больницы, где появился на свет Артемис. Более десятилетия Дворецки был учителем, наставником и защитником молодого наследника семьи Фаулов. Они никогда не разлучались больше чем на неделю – до нынешнего времени. Согласно некоему кодексу, телохранитель не имел права привязываться к своему хозяину. Это могло повлиять на его действия в критической ситуации. Но, оставаясь наедине с собой, Дворецки не мог не думать об Артемисе как о сыне или, скажем, младшем брате.
Дворецки припарковал роскошный «бентли-арнидж-ред-лейбл» на улице рядом со школой для юных джентльменов, где учился Артемис. За прошедший семестр Дворецки стал ещё громаднее – если такое вообще было возможно. После того как Артемиса отправили в закрытую школу, его слуга стал все больше времени проводить в спортивном зале. Честно говоря, Дворецки порядком надоело качать железо, но власти школы наотрез отказались установить ему койку в комнате Артемиса. А когда садовник обнаружил потайное логово верного телохранителя, которое тот устроил рядом с семнадцатой лункой на поле для гольфа, Дворецки вообще запретили появляться на территории школы.
Артемис выскользнул из ворот, все ещё погруженный в мысли о разговоре с доктором По.
– Проблемы, сэр? – участливо осведомился Дворецки, заметив кислое лицо хозяина.
Артемис нырнул в бордовый кожаный салон «бентли» и налил себе стакан воды.
– Едва ли, Дворецки. Как мне всё-таки надоели эти шарлатаны-психологи. А этот, последний, слишком уж приставуч.
– Может, мне поговорить с ним? – спокойным тоном спросил Дворецки.
– Забудь. Так что за новости о «Звезде Фаула»?
– В особняк по электронной почте поступило одно письмо. Это MPEG.
Артемис нахмурился. Расширение «MPEG» означало, что письмо содержит некую видеоинформацию, а такие файлы он не мог просматривать на своем мобильном телефоне.
Дворецки достал из бардачка ноутбук.
– Я подумал, сэр, что вам захочется ознакомиться с письмом как можно быстрее, и переписал его сюда.
Он передал ноутбук через спинку сиденья, и Артемис, откинув плоский цветной экран, тут же включил портативный компьютер. Экран стал белого цвета. «Неужели проблемы с аккумулятором?» – нахмурился Артемис, но вдруг осознал, что видит перед собой заснеженное поле. Огромное снежное поле, без конца и края, с едва различимыми тенями от невысоких сугробов.
И от этой на первый взгляд безобидной картины веяло какой-то тревогой.
Затем камера чуть поднялась, выхватив край хмурого сумрачного неба, после чего переместилась на какой-то тёмный предмет в отдалении. Из миниатюрных компьютерных динамиков зазвучал ритмичный скрип снега: оператор приближался к предмету, постепенно приобретавшему все более четкие очертания. Это был человек, сидевший… нет, привязанный к стулу.
Кубики льда зазвенели в стакане Артемиса. Его руки дрожали.
Человек был одет в остатки некогда хорошего костюма. Похожие на молнии шрамы испещряли его лицо, и у него, похоже, не было одной ноги. Дыхание Артемиса стало тяжелым, прерывистым, как у спортсмена, который только что пробежал длинную дистанцию.
На шее у мужчины висела табличка. Картонка на куске шпагата. И на ней жирными черными буквами было написано: «Zdravstvuy, syn». Камера взяла надпись крупным планом, подержала так несколько секунд, а затем изображение исчезло.
– Это все?
Дворецки кивнул:
– Только человек и табличка. Ничего больше.
– Здравствуй, сын , – повторил Артемис по-русски.
Произношение его было безупречным. Артемис начал изучать русский язык сразу после того, как пришла весть об исчезновении отца.