Неведение мира – вот, что играет исполнитель роли Гарета Джонса. Выходец из Уэльса, что он может понять на Донбассе? Это близко к тому, что показывает Марлен Хуциев в картине «Был месяц май», когда советские солдаты-освободители весной 1945-го стоят у печей нацистского концлагеря и гадают, для чего нужна такая большая печь. Хлебину такого размера им трудно представить. Они открывают заслонку, заглядывают в печь и видят пепел и кости недогоревших человеческих тел. Уже видят, но не верят своим глазам, не понимают.
Сравнение хромает, так как солдаты не участвовали в уничтожении людей. Но на уровне расширения сознания – это близко: когда стоишь перед фактом, и видишь то, что представить себе не можешь. Квантовая физика, в которой есть термин «черная дыра». Так же – «каннибалы». Слово есть, а сознание – не вмещает: как такое может быть? А оно уже не «может», а есть. Актер прекрасно справляется с задачей показать незнание. Понимание, что происходит, вспыхивает в глазах мистера Джонса в момент, когда он осознает, что дети едят своего старшего брата. И так же съедят его самого, когда кончится суп из Коли.
Гарет возвращается в город, на станцию. Видит оборванных людей, что стоят в очереди за хлебом, прижимают к груди буханки, которые им бросают с грузовика. Успевает перемолвиться с женщиной, которая говорит ему, что миллионы погибли от голода. К ним бросаются мужчины в штатском, хватают, усаживают в машину...
На экране снова писатель за машинкой. За кадром звучат строки повести «Скотный двор» о том, что временами овцам начинало казаться, что ферма богатеет, но это не сказывалось на животных. Кроме главного хряка и его сторожевых псов, все голодали. Потому что все животные были равны, но некоторые были более равны, чем другие. По этой знаменитой цитате зритель обязан опознать Оруэлла.
А дальше снова Москва. Журналист Дюранти ждет в зале начала пресс-коференции. Перемигивается с секретаршей Адой. Докладчик с грузинским акцентом говорит, что сегодня арестованы шестеро британских инженеров, которые работали на заводе, но параллельно собирали информацию о советском правительстве. Дальше - тюрьма, избитые британцы, и в их группе - оборванный мистер Джонс в наручниках. Охранники отводят его в сторону и провожают в комнату, где его ждет чиновник, что снарядил в поездку по Украине. Он объясняет Джонсу, что ему позволят вернуться в Англию, но с условием: если он расскажет про голод – британцы будут казнены.
- А когда вы расскажете Ллойду Джорджу о прекрасной Украине, мы отпустим ваших инженеров. Итак, вам понравилась поездка в деревню, мистер Джонс? – садистски улыбаясь, спрашивает чиновник.
Джонс кивает.
- Вы видели, что голода нет и все слухи про голод – ложь. Повторите.
- Голода нет, - повторяет Джонс и с него снимают наручники.
- Ваш чемодан готов, можете ехать домой.
Джонса выводят из кабинета, и в коридоре он сталкивается с Дюранти, который поджидает его. Он говорит, что это он убедил русских отпустить его.
- Сколько Сталин платит вам? – гневно спрашивает Джонс. - Как вы смеете?..
- Вы не представляете, как трудно докладывать из Москвы, - откликается Дюранти. - А вы просто ребенок. Журналист не может спрашивать «как вы смеете».
И дальше о том, что у каждого человека в жизни наступает момент, когда надо выбрать путь, который выше чем ты сам.
Снова рельсы-поезд-вагон, и, наконец, старая мирная Англия. Озираясь, идет мистер Джонс по улочкам Лондона, как чужим. Мимо проносят окорока в магазин, и его тошнит. В красивом кафе какой-то мужчина встречает Джонса и знакомит с другом: - Это Эрик Блэр, писатель, он интересуется Россией.
Джонс говорит, что если он расскажет правду, то шестеро британцев в Москве погибнут, а если промолчит – погибнут миллионы других людей. Блэр-Оруэлл советует рассказать. Джонс колеблется, но делает доклад в каком-то собрании. Говорит, что у Сталина нет никаких успехов, что он просто торгует отобранной в Украине пшеницей, а в Украине – рукотворный голод, и мир не должен молчать и тем дать возможность Сталину избежать наказания за уничтожение миллионов собственных граждан. Публика озадачена. Даже Оруэлл после доклада упрекает Джонса, что так нельзя, что важно видеть в СССР не только плохое, но и хорошее: бесплатное образование, здравоохранение. Джонс возражает, что нельзя забывать, какой ценой это достигнуто. Но Оруэлл настаивает, что бывают великие идеи и лидеры, которые думают о судьбах всего человечества. И ради прекрасного будущего иногда следует пренебречь жизнью отдельного человека.