Случайно или по прихоти мятежников меня спустили на воду в виду этого острова. «Кетоз!» [3]- кричал с палубы один из матросов, чтобы я взяла весла и начала грести. Но я дрожала от страха. Они хохотали и глумились надо мной, меня носило по волнам, но тут поднялся ветер.
Все утро, пока корабль удалялся (я предполагаю, что мятежники собирались заняться пиратским промыслом у берегов Испании), я налегала на весла, а мертвый капитан лежал у меня в ногах. Очень скоро мои ладони были уже стерты до волдырей - смотрите! - но я не позволяла себе передохнуть, боясь, что течение пронесет меня мимо вашего острова. Но еще хуже, чем боль, была мысль о том, что меня увлечет ночью в открытое море, где, я слышала, в поисках добычи из глубин поднимаются морские чудовища.
Наконец я уже не в силах была грести. Руки мои покрылись волдырями, спина горела, тело изнывало от боли. Вздохнув, я с еле слышным всплеском соскользнула за борт и поплыла к берегу. Волна подхватила меня и выбросила на остров. Остальное вы знаете.
С этими словами я отдала себя на милость Робинзона Крузо, который тогда еще правил своим островом, и стала его вторым подданным; первым был его слуга Пятница.
А теперь я охотно расскажу вам историю Крузо, этого необыкновенного человека, как я услышала ее из его уст. Правда, его рассказы были столь различны и часто противоречили друг другу, из-за чего я все более и более склонялась к мысли, что возраст и уединение отразились на его памяти и он сам не мог отличить правду от вымысла. Так, один раз он упомянул, что его отец был богатым торговцем и что он сбежал
от его бухгалтерских книг в поисках приключений. Однако на следующий день он сказал, что был бедным юношей, сиротой, который был юнгой на корабль и попал в плен к маврам (на руке его красовался шрам, по его словам, след клейма) и сбежал от них в Новый Свет. Иногда он утверждал, что прожил на своем острове пятнадцать лет вместе с Пятницей и что только они вдвоем спаслись после кораблекрушения.
- Значит, Пятница был ребенком, когда это случилось? - спрашивала я.
- Да-да, ребенком, еще совсем ребенком его продали в рабство, - отвечал Крузо.
Но когда, бывало, его трепала лихорадка (а ведь следует признать, что при горячке и опьянении правда сама вырывается наружу), он рассказывал истории о людоедах. Пятница-де был людоедом, которого он спас, когда его готовы были зажарить и сожрать его соплеменники-людоеды.
- А не вернутся ли за ним людоеды? - спрашивала я, и он согласно кивал мне в ответ.
- Вот почему вы все время смотрите в морскую даль: чтобы заметить приближение людоедов? - настаивала я, и он снова кивал мне в ответ. Вот почему я в конце концов разучилась отличать правду от лжи или пустой болтовни.
Но позвольте мне вернуться к моему рассказу.
Усталая донельзя, я попросила разрешения прилечь и тотчас забылась в глубоком сне. Когда я проснулась, солнце уже близилось к закату, а Пятница готовил ужин. Он состоял всего лишь из рыбы, поджаренной на углях, и салата, но я ела с большим аппетитом. Насытившись и со всей силой ощутив наконец сушу под ногами, я преисполнилась благодарности к своему необычайному спасителю и поблагодарила его. Я сообщила бы ему гораздо больше о себе и поисках пропавшей дочери, о мятеже матросов, но он ничего не спрашивал, глядел на заходящее солнце и только кивал, словно прислушиваясь к внутреннему голосу и отвечая ему.
- Позвольте спросить, сэр, - сказала я через некоторое время, - почему за все эти годы вы не построили лодку и не попытались бежать с этого острова?
- Куда же мне бежать? - спросил он, улыбнувшись своим мыслям, словно иной ответ на мой вопрос был невозможен.
- Ну, вы могли бы уплыть к берегам Бразилии или встретить корабль, который поднял бы вас на борт.
- Бразилия лежит в сотнях миль отсюда, и населена она людоедами, - сказал он. - Что же до проходящих кораблей, то мы с таким же успехом можем ждать их появления, оставаясь на месте.
- Позвольте мне не согласиться с вами, - сказала я. - Проведя в Бразилии два долгих года, я ни разу не встретила там людоедов.
- Вы жили в Баия, - ответил он. - А это всего лишь город в стороне от бразильских джунглей.
Таким образом, я довольно скоро убедилась, что побуждать Крузо к спасению - пустая трата времени. Состарившись в своем островном королевстве, где никто не мог ему перечить, он настолько сузил свое представление о мире, - тогда как горизонт вокруг нас был столь широк и прекрасен! - что убедил себя, будто знает о мире все, что о нем можно знать. Кроме того, как я поняла позднее, желание бежать постепенно покинуло его, и в нем укрепилось намерение оставаться до смертного часа королем этого крошечного королевства. Говоря по правде, не страх перед разбойниками или людоедами удерживал его от разжигания сигнальных костров или танцев на вершине холма с шапкой в руке, а равнодушие к возможному избавлению, привычка и старческое упрямство.