Адам едва заметно качает головой.
Я выдергиваю руки из его хватки. Это слишком. Я на пределе. Квартира, машина, работа, моя личная жизнь — нет ничего, в чем я бы преуспела.
— Это не имеет смысла, — отвечаю я больше себе, чем ему. — Почему бы мне не запасть на мужчину, который абсолютно не заинтересован в свиданиях? Идеально же.
Вскидываю руки в воздух и поворачиваюсь, чтобы забрать Мышонка. Я хочу уйти сейчас же.
— Мэделин…
Адам следует за мной, пытаясь заставить меня послушать.
— Дело не в тебе, а во мне, — бурчу я под нос. — У Дейзи будет знаменательный день. Поверить не могу, что она уговорила меня на это.
— Мэделин, ты принимаешь все на свой счет.
— Конечно, принимаю! — кричу я как раз в момент, когда тянусь за Мышонком и хватаю поводок.
До выхода остается всего пара десятков шагов, когда Адам настигает меня, загораживая выход, так что я не могу выйти.
— О, очень по-взрослому, — корю я, скрещивая руки на груди и ожидая, пока он сдвинется.
— Я не выпущу тебя, пока ты не поймешь меня.
Сжимаю глаза, когда тревожные колокольчики начинают звонить в моей голове. Я собираюсь расплакаться. Слезы уже формируются, и если я заплачу прямо сейчас перед ним, возврата не будет. Мне самой придется пройтись по Аппалачской тропе.
— Мэделин, послушай меня, — настаивает он, его голос звучит мягко и убедительно.
Он думает, что сможет объяснить мою злость, но вот чего он не понимает, так это того, что мне все ясно: он не в форме, чтобы встречаться, не хочет меня рядом и уважает меня слишком сильно, чтобы использовать, дабы забыть Оливию.
Я повторяю это все ему вслух, чтобы просто убедиться.
— Я все правильно понимаю?
Адам качает головой.
— Я покончил с Оливией, но это не значит, что я хочу с головой нырнуть в новые серьезные отношения.
— Понимаю.
Правда, правда, понимаю.
Он стонет, а после опять проводит своей гребаной рукой по волосам. Каждый раз, когда он так делает, они превращаются еще в больший беспорядок, и перед ними все меньше хочется сопротивляться.
— Дай мне выйти, Адам.
— Нет.
Пытаюсь пролистать в голове шаги по самообороне, которые я знаю из фильмов, просмотренных за года. Я могла бы ударить его по яремной вене, может, наступить ему на ногу, но это кажется слишком жестоко даже в этой ситуации.
Адам тянет поводок Мышонка из моей руки и бросает его на пол. Мышонок, ведомый своим собачьими инстинктами, отходит на несколько футов и укладывается на полу, игнорируя нас. Бросаю на него убийственный взгляд. А что если появится настоящая опасность, Мышонок? Что ж ты за собака такая?
Я делаю шаг влево, затем снова влево, думая, что мне удастся перехитрить Адама, но он хватает меня за плечи и прижимает спиной к двери. Я застряла между жестким материалом и твердым телом. Буквально. Бедро Адама вжимается между моих ног, загоняя меня в ловушку у холодной металлической двери. Именно такую позу я видела во сне ранее, но на месте Адама стоял Майкл Фассбендер, правда, у Майкла в глазах не было стольких эмоций.
— Я сказал тебе, что не хотел отношений, — говорит Адам, его ладони вжимаются в мои плечи достаточно, чтобы я перестала думать о том, как разорвать его хватку.
— Сказал, — выплевываю я, — а затем продолжил беспрестанно флиртовать со мной. Извини, если твои сигналы взяли на заметку! Обычно парни, незаинтересованные в свиданиях, не глазеют так, словно меня полили шоколадом!
Его брови нахмуриваются в смятении.
— Что?
— Ничего. Уфф, — я пытаюсь освободиться, но все без толку. Мне стоит позаниматься «Йогой для усердных» месяцами, и может, тогда у меня появится сила вырваться. — Просто отпусти меня, чтобы я могла спасти остатки своего достоинства.
Кого я обманываю? От него ничего не осталось. В этом спортзале остались его последние крохи. Я с таким же успехом могу зайти в местный салон красоты и попросить сделать мне прическу «Лори», потому что для меня больше нет надежды.
— Мне плохо, — говорит он, наклоняясь ближе.
«Тебе и должно, — хочется сказать мне. — Ты заставил меня запасть на тебя. Зачем тебе это понадобилось?».
Вместо ответа я отворачиваюсь и монотонным голосом произношу:
— Ты делаешь мне больно.
Думаю, это будет концом. Ни один парень не захочет сделать девушке больно, уважение к женщине выгравировано в их мозгах двадцать первого столетия. Было бы сказано, но Адам даже не шевелится. Хуже — он начинает спорить. Его, наверное, вырастили волки — поэтому он и захотел стать ветеринаром.