Харпер стонет, и я проглатываю этот звук. Она извивается и прижимается еще ближе. Ее грудь упирается в мою, а пальцы играют с моими волосами на затылке. В какой-то момент она целует меня так сильно, что вжимает мои очки мне в нос.
— Ой, — тихо восклицаю я, разорвав поцелуй.
— Прости, — говорит она.
Я отстраняюсь от нее, кладу очки на ночной столик и возвращаю свое внимание к Харпер, пробегая пальцами по рукам, заставляя ее дрожать.
— Я почти никогда не видела тебя без очков, — мягко говорит она, изучая меня.
— Я выгляжу, словно другой парень?
Она качает головой, затем берет мое лицо в ладони и проводит пальцами по моему подбородку.
— Нет. Ты похож на себя, и ты выглядишь очень хорошо. Мне нравится целовать тебя, — ее голос мягкий и полон красивой похоти, которая нагревает мою кожу и сжигает кости.
Ее губы сливаются с моими, и этот бешеный темп возвращается. Этот поцелуй воспламеняется, набирает скорость и мчится на совершенно новый уровень. Харпер издает самые сексуальные звуки, когда стонет и бормочет, полностью поглощенная нашим поцелуем. От этих звуков я хочу ее еще сильнее, хотя не думал, что можно так сильно жаждать человека.
Но я жажду. Чертовски сильно жажду.
Пальцами она касается моей щетины, когда мы пожираем друг друга. Я хватаю Харпер за бедра и перемещаю ее так, чтобы она села на меня, оседлав. Я одурманен ею. Могу чувствовать ее везде, и хочу сделать с ней все.
Я почти уверен, что она хочет того же самого, потому что прижимается к моему стояку, и вся проклятая одежда, которая на нас надета, трется об меня. Слишком много гребаных слоев. Не знаю, куда нас приведет сегодняшняя ночь, как далеко мы зайдем или как быстро, но сейчас я даже не могу думать. В данный момент я хочу быть с ней. В каждый момент, включая этот, где мои руки находят свой путь к краю платья и проскальзывают под ткань.
Я прерываю поцелуй.
— Чулки, — шепчу я, как загипнотизированный.
— Тебе нравятся чулки.
— Нравятся, и ты меня убиваешь, — пальцами я скольжу по ее ногам, и она обрушивается на меня поцелуем.
Я становлюсь еще тверже, когда она упирается в меня. Затем еще тверже, когда достигаю краешка ее чулок. Это получулки, и я хочу взглянуть на них, посмотреть на них, уставиться на них, разинув рот. Но я не отодвигаю ее от себя. Нет никаких шансов, что я сделаю это. Не тогда, когда она дышит так быстро, и каждый ее вдох быстрее, чем предыдущий. Не тогда, когда Харпер трется о мой член. И не тогда, когда я провожу ладонями по ее восхитительной заднице, скользнув по кружевной ткани.
Она вскрикивает и прижимается лицом к моей шее. И стонет, когда я сжимаю эти сочные ягодицы.
— О, Боже, — шепчет Харпер, ее голос напряжен, пока она раскачивается на мне.
— Значит, тебе это нравится? — риторически спрашиваю я, хватая ее за задницу. Я уверен, что ей это нравится. Уверен, что она любит это.
— Так сильно, — ее голос срывается, и этот момент открывает отчетливые, грешные возможности.
Я хватаю ее юбку спереди, комкаю материал в мгновение ока и задираю его до талии. Ее ноги до сих пор широко разведены, она все еще верхом на мне, все еще толкается в меня. Я возвращаю руки к ее заднице, и я будто управляю ею, двигаю сладкое, горячее тело по выпуклостям моего твердого члена. Это просто Харпер в мокрых трусиках трется об меня.
— Объезди меня, Принцесса, — шепчу я ей на ухо. — Объезжай меня до тех пор, пока не кончишь.
Я вознагражден еще одним «О, Боже», когда она начинает двигаться быстрее, тереться сильнее, ускоряя темп. Она хватает мое лицо ладонями, сжимает мой подбородок, держится за меня, пока мы занимаемся петтингом[28]. Все в ней меня заводит — ее потребность, ее желание, дикая похоть, звуки, которые она издает, и эта задница. Она впечатляющая — твердая, и в то же время чертовски мягкая. Я крепко сжимаю ее плоть так, как ей нравится, и она издает сексуальный писк.
— Я, блядь, обожаю твою задницу, — грубо говорю я.
Харпер стонет что-то невразумительное.
Запускаю свои пальцы внутрь кружева на ее спине, направляя ее движения, заставляя ее быстро и дико объезжать мою эрекцию.
— Ты близко, не так ли?
— Да, — кричит она. — О, Боже, Ник. О, мой Бог!
Это последние слова, которые я могу разобрать. Остальные просто шум: чистый, плотский звук того, как она подходит к краю, а затем трепещет и дрожит, когда кончает на мне. Так сильно. Харпер кончает так чертовски сильно на мне, прямо в одежде, и сила трения — это все, что ей потребовалось, чтобы кончить. Я пропускаю ее волосы сквозь пальцы, гордость пробирает все мое естество, когда я вижу румянец на ее щеках и дрожь в теле. Я хочу запомнить каждую деталь того чувства, что я заставил ее испытать подобное в первый раз.