«Вот уж вправду, Божий одуванчик!» – мелькнуло у Аси, и, отдавая той вещи, спросила:
– Тяжело Вам, наверное, будет? А что же внук- то, не смог приехать?
Старуха уставилась на неё с изумлением:
– Внук? Был внук, да не стало. Помер Алёшенька. Давно уже, года три как погиб. Спортсменом он был, на санях катался. Разбился насмерть на тренировке. Фроловна после этого и заболела. Любила его, сиротинушку. Одна воспитывала. Всех похоронила, а теперь и сама убралась. Упокой её душу, Господи!
Бабка всхлипнула, взяла у оторопевшей Аси пакет и засеменила к выходу.
Утром следующего дня Ася возвращалась домой. Дорога шла мимо церкви. Женщина остановилась возле ворот в нерешительности, потом подняла голову и посмотрела вверх, в лазурное чистое небо июля.
«В субботу Тимку окрещу!» – твёрдо решила она и вошла в церковный двор.
Фреска.
" ...Наблюдающий над душою твоею знает это и воздаст человеку по делам его". (Притчи 24: 12)
По лесной, заросшей высокой травой дороге неторопливо шагал, опираясь на посох, коренастый пожилой мужчина. Он с трудом нес большую корзину, доверху наполненную отборными белыми. На лице у него изредка появлялась довольная улыбка. Ранняя вылазка в лес превзошла его ожидания: урожай грибов действительно выдался знатный.
«Свиную шкуру бросили!» – с облегчением мелькнула мысль.
Мужчина ещё немного оттянул посохом холстину и вскрикнул. На него смотрели обсыпанные желтоватыми мушиными яйцами мёртвые глаза. С перепуга старик бросил корзину и поспешил к деревне.
Деревянную шатровую церковку выстроили в сельце ещё в семнадцатом веке. Во время войны с армией Наполеона церковь почти не пострадала. А вскоре на месте обветшавшей воздвигли каменную, в стиле ампир. Рядом поставили колокольню. Через несколько лет между ней и храмом встроили трапезную, которая объединила все здания в единое строение. После революции храм закрыли, и одно время в нём были склады никому ненужного хлама.
Шли годы. Старая церковь разрушалась под воздействием природных явлений и местных хулиганов. Мальчишки лазили по куполу и на колокольню. По вечерам забирались во внутренние помещения, где играли в карты и расшибалочку, писали и рисовали непристойности на фресках, украшавших стены. Возле храма на месте старого кладбища сколотили корявые сараи, возле которых сваливали в кучи навоз. Сам погост безжалостно уничтожили, даже не предав останки умерших перезахоронению. Ещё долго местные ребятишки вытаскивали из земли кости и черепа покойных, чтобы пугать друг друга. Старики в ярости плевались от такого неслыханного богохульства и грозили нечестивцам всеми небесными карами, но их роптания не интересовали местную разбитную молодёжь, которая кроме пьянства и дуракаваляния больше ничем не занималась. Единственным развлечением был сельский клуб, но внезапно он сгорел дотла. После осмотра места происшествия участковый записал в акте причину возгорания – короткое замыкание, хотя улики явно указывали на умышленный поджёг. Но ведь это сколько волокиты и лишняя головная боль! Легче всё списать на неисправную проводку.
На танцы приходилось ходить несколько километров до другого посёлка. Местные парни встречали соседей в штыки, и субботние дискотеки обычно заканчивались кровавыми побоищами между пришлыми и хозяевами. Не обходилось и без поножовщины. Криминальные показатели района росли, что очень расстраивало администрацию. Поэтому она с радостью пошла навстречу предприимчивому молодому предпринимателю и разрешила переделать здание старой полуразрушенной церкви под современный дискоклуб.
Стас привык всегда и во всём быть первым. Он окончил школу с золотой медалью, институт с красным дипломом. После защиты работать по специальности в городе не остался, а вернулся в посёлок, где развил бурную предпринимательскую деятельность. Стас открыл пару магазинчиков, и ему удалось получить лицензию на продажу алкоголя и табака, после чего доходы быстро возросли. Но пределом его мечтаний было сделать из старой церкви ночной клуб.
Стас, наконец, получил в аренду полуразрушенное здание церкви. Он нанял троих чернорабочих и с ними вместе с азартом принялся расчищать от мусора внутренние помещения. Парень задолго до этого нарисовал дизайн бара и танцевальной зоны, и ему не терпелось поскорее воплотить мечту в жизнь. Фрески на стенах он решил счистить. Потом оштукатурить поверхности и покрыть мерцавшей в темноте краской.
Работа спорилась. Почти все изображения святых были уничтожены. Стас счищал последнюю фреску, которая располагалась за алтарём. На ней был нарисован Николай Угодник, с широко разведенными руками. В левой руке Евангелие, правая отведена в сторону, как при благословении. Неизвестный мастер искусно написал глаза Чудотворца, которые словно заглядывали в душу человека. Стас старался не смотреть на лицо изображения. Ему казалось, что святой прожигает его укоризненным взором. В тот день он соскоблил фреску ровно до середины, оставив фигуру Николая Угодника обрезанной по пояс.
Вечером, воспользовавшись отлучкой кузнеца в город к дальней родне, любовники встретились у Маришки. Разомлевший после любви Стас расписывал подруге, как они заживут после того, как откроется его дискоклуб. Она бросит опостылевшего мужа, они перестанут прятаться и, наконец, поженятся. На этой мажорной ноте его мечты прервало неожиданное возвращение законного супруга.
Участковый, крякнул, потёр переносицу, словно у него внезапно разболелась голова, и вместе со стариком, нашедшим мешок, покатил назад в посёлок, чтобы вызвать бригаду криминалистов из райцентра. Ему без опознания было ясно, что в мешке верхняя половина пропавшего двое суток назад Стаса. При беглом осмотре места происшествия нижней части тела он не обнаружил. Кузнец, впоследствии арестованный и осуждённый, так и не признался, где спрятал её.
Желающих переделать церковь в увеселительное заведение больше не нашлось. Старики шептались, что неспроста кузнец Стаса ополовинил, воздалось, мол, греховоднику поделом, нечего на святое покушаться. Через несколько лет церковь отреставрировали и фреску Николая Чудотворца вновь восстановили.
Скрытый резерв.
Мы творим свою судьбу каждый день на протяжении всей жизни.
Генри Миллер
Пышущий жаром воздух дрожал над раскалённой пустыней. Редкие саксаулы отбрасывали затейливые тени на бархат обжигающего песка. В выбеленном зноем небе разъярённое светило испускало протуберанцы. Женщина лежала навзничь под безжалостными лучами, устремив взор ввысь, и ей казалось, не только кожу – все органы внутри неё пожирает адское пламя. Маленькая юркая ящерка, перебегавшая от куста к кусту, обожгла лапки и вскарабкалась на тело женщины, подвернувшееся ей по пути. Шустро обследовала его и замерла, вытянувшись в настороженности.
Внезапно откуда-то сверху раздался грозный голос:
– Она слышит меня?
Ящерица от испуга перепутала человеческую плоть со спасительной сыпучестью песка, и судорожно завозилась в попытке исчезнуть.
А глас набирал яростные тона:
– Ты получаешь от меня больше, чем достаточно! Я хочу, чтобы она выглядела, как здоровая!
– Всё будет, как Вы хотите. Извините, я сейчас, – чуть слышно пропищало пресмыкающееся и с усердием принялось царапать коготками лицо несчастной, усиливая нестерпимую боль.
Вечернее солнце окрасило палату медовыми мазками и пыталось дотянуться до дальнего угла, где располагалась кровать. На ней лежала женщина средних лет, изнеможённая неизлечимым недугом. Рядом, на тумбочке стояла ваза с розами, и были разложены косметические средства и крема. Молоденькая сиделка, едва подрагивающими от волнения руками, наносила тональный крем на неподвижное лицо больной. Возле приоткрытого окна стоял высокий, атлетически сложенный мужчина с безукоризненными чертами лица. Цепкий взгляд карих глаз пристально наблюдал за работой сиделки. В его чёрной шевелюре кое-где серебрились тонкие нити. Дорогие часы, одежда, обувь – весь его облик кричал о больших, даже более чем, деньгах.