В одной посмертной статье о Валентине Амфитеатрове в «Церковных ведомостях» автор так написал: «У подошвы Кремлевского холма, со стороны Москвы-реки, у древней стены, окружающей Кремль, стоят два храма. Темно там, сыровато. На этой широкой дороге, оттененной всегда стеной и холмом, и храмы были малопосещаемы. Отец Валентин доказал, что ревностный священник может привлечь молящихся в покинутые, бесприходные храмы. Даже по будням в его храме было тесновато. Народ стекался к нему не только, чтобы помолиться, но и чтобы открыть ему душу, излить накопившееся горе, спросить совета. Начиная Литургию в девятом часу (он служил сам ежедневно), он после службы с чрезвычайной «истовостью» совершал молебны и панихиды (по нескольку тех и других, по желанию пришедших), затем объяснялся с ожидавшими его, так что из церкви уходил обычно в третьем часу, уставший и голодный, но добрый, радостный и оживленный. Записки, подаваемые «о здравии» или к панихидам, прочитывал, сколько бы их ни было — внимательно, громко, без пропусков. И, конечно, богомольцы этим утешались. Нигде больше я не слышал, чтобы за «отпустами» произносилось столько имен святых, как это делал отец Валентин».
Наверное, для многих нынешних попов это свидетельство об отце Валентине будет очень неудобным. Потому что теперь духовенство, особенно приходские священники, превратились в высшей степени привилегированное сословие, так устроились, что не они теперь слуги для паствы, какими были Валентин Амфитеатров и Иоанн Кронштадтский, а напротив, паства у них в услужении. Сколько раз приходилось наблюдать, как сразу после богослужения из храма в трапезную батюшка буквально бежит, и не дай бог у него чего-нибудь спросить в эту минуту, — в лучшем случае не повернет в вашу сторону и головы, а то и разгневается, что кто-то еще тревожит его своими нуждами, в то время как у него подошел срок насыщаться земными благами.
Константино-Еленинская церковь стояла в Кремле «на подоле» — под холмом, чуть в стороне от памятника Александру II. В 1928 году она была разрушена. А в 1989-м на ее месте появилось здание, относящееся к службе охраны правительства КГБ — т. н. 9-е управление.
В 1892 году отец Валентин получил новое назначение, которое для многих клириков было, наверное, пределом их мечтаний, — его перевели в кремлевский же Архангельский собор. И не простым священников, а настоятелем храма — усыпальницы русских царей. Вот что по этому поводу отец Валентин писал своему доброму знакомому, известному русскому юристу, Анатолию Федоровичу Кони (1844–1927): «Со мной поступили, как если бы поступили с работником, который нашел болото, осушил его, очистил, культивировал и начал видеть результаты своих восемнадцатилетних забот, — и вдруг у этого работника взяли бы его ниву и прогнали с нее». И хотя Архангельский собор не был приходским храмом, большая часть прежней паствы отца Валентина из Константино-Еленинской церкви перешла вслед за любимым пастырем в собор.
Среди москвичей Валентин Амфитеатров прославился не только как редкостный подвижник, но и как провидец, целитель, молитвенник, по заступничеству которого происходили всякие чудесные свидетельства веры. Особенную известность на Москве отец Валентин приобрел благодаря своему чудесному дарованию предвидеть. Его удивительная прозорливость способна была иногда просто-таки обескуражить собеседника. Потому что батюшка мог неожиданно спросить или завести разговор о чем-нибудь таком, что прихожанин хранил в самой глубине своей души, отнюдь не полагая каким-нибудь образом это обнародовать.
Однажды в храм к отцу Валентину пришла некая молодая вдова. Похоронив мужа, она вознамерилась теперь зажить вольготно и весело. Она стояла в храме и думала про себя: «Заживу я теперь, как захочу, — тетки слушаться не стану, она стара, на что она мне, а сестер я не боюсь, они мне не указ. По гостям теперь выезжать начну, — размышляет вдовица, — заведу граммофон Патэ и буду музыки заграничные слушать…». После службы она вместе с прочими богомольцами подошла к батюшке благословиться. Отец Валентин всех отечески благословляет, наставляет, а когда подошла очередь вдовы, он вдруг посуровел и строго так высказал ей: «Это что же ты, матушка, надумала? на какую такую вольготную и веселую жизнь благословения спрашиваешь? Тетки слушаться не станешь?! — стара, дескать, она! Сестер не боишься?! — не указ они тебе уже, думаешь? По гостям теперь разъезжать собралась? Граммофон Патэ завести хочешь?! и музыки заграничные слушать?! Не буду я тебя благословлять. Ступай себе с Богом». Обомлевшая вдова тут же покаялась в неразумных своих помыслах, повинилась, разрыдалась и пообещала вести жизнь благочестивую. Тогда уже батюшка отпустил ей грехи и, наконец, благословил. С тех пор эта женщина стала одной из самых прилежных его прихожанок.