Возвращаясь к назначению деспота Мануила правителем Мистры, следует отметить, что сам Иоанн Кантакузин объясняет это анархией, царящей на полуострове: «Так как Пелопоннес был совершенно опустошен не только турками (в тексте υπό των Περσών) с их значительным флотом и латинянами Ахайи, подвластными князю, но больше всего самими жителями, которые постоянно вели междоусобные войны, грабили владения и убивали друг друга, и так как неукрепленные деревни были уничтожены иноземными врагами, а города, казалось, должны были быть совершенно оставлены жителями, император вознамерился проявить некоторую заботу о пелопоннесских делах. Не в состоянии сделать большего, он послал своего сына, деспота Мануила, с триерами управлять пелопоннесцами и проявлять всевозможную заботу»[139]. Однако думается, что прав Макарий Мелиссен, дополнивший хронику Георгия Сфрандзи сообщением о том, что Иоанн Кантакузин сделал своего второго сына правителем в Мистре, «желая, чтобы вся власть и управление находились у него и перешли по наследству к его сыновьям»[140]. Несомненно, династические соображения были одной из причин, продиктовавших Кантакузину эти чрезвычайные меры.
О Мистре времени правления Мануила (1349–1380) сохранилось очень мало сведений, хотя именно эта эпоха признается исследователями самой выдающейся в ее истории[141]. В частности, до нас совсем не дошли документы, исходившие от Кантакузинов. Благодаря рассказу самого Иоанна Кантакузина более или менее известны события первых лет правления Мануила. 26-летний деспот начал с того, что положил конец междоусобным распрям пелопоннесских феода лов-архонтов, «наказав зачинщиков и припугнув остальных»[142]. Был заключен мир с соседями-франками, и в короткое время, как утверждает Иоанн Кантакузин, «города вновь окрепли и, казалось, оправились от великих бед, страна заселялась, и Пелопоннес, который был пустыннее Скифии, стал возделанным (γεωργοομένη) и подавал надежды на будущее изобилие»[143]. Интересна попытка Мануила создать местный флот (τριήρεις κατασκευάζει), с помощью которого можно было бы охранять пелопоннесское побережье от турецких пиратов[144]. Поскольку общественная казна была небогата, а константинопольский двор, занятый более серьезными проблемами, не мог прийти ему на помощь, он решил собрать необходимые средства среди морейских архонтов[145]. Это привело его к столкновению с ними. За сбор денег добровольно взялся Лампудиос, один из представителей местной феодальной знати, который, воспользовавшись оказанным ему доверием, объехал весь полуостров, агитируя за восстание против деспота. Собравшись отовсюду, пешие и конные сторонники Лампудиоса выступили против деспота, «имея во главе самого Лампудиоса и других знатнейших». Деспот же, сопровождаемый 300 воинами (λογάδαις), которых он привел с собой из Константинополя, и небольшим отрядом албанских наемников, встретил Лампудиоса и его сторонников и без труда разогнал недисциплинированные войска мятежников[146].
Более серьезными для деспота явились события 1352 г., когда император Иоанн V Палеолог назначил правителями Мистры и всего Пелопоннеса сыновей Исаака Асана — Михаила и Андрея[147].
Вокруг них сгруппировалась феодальная знать, недовольная суровым правлением Мануила, и в византийской Морее вспыхнула настоящая гражданская война. По словам Иоанна Кантакузина, все крепости отпали от деспота, «за исключением одного города, гарнизон которого располагал неприступным из-за естественных и искусственных укреплений акрополем»[148] Разумеется, под этим анонимным городом нужно понимать Мистру. Упорное сопротивление Мануила привело к тому, что Асаны вынуждены были отказаться от намерения подчинить его, а Иоанн V в дальнейшем признал его суверенитет. Вскоре (а именно в 1361 г., как полагает Найкол[149]) в Мистру к Мануилу прибыл со своим старшим сыном Матфеем и всеми домочадцами (πανοικησία) экс-император Иоанн Кантакузин[150]. Мистра, таким образом, стала оплотом павшей династии. Не сохранилось почти никаких сведений о связях между Константинополем и Мистрой в это время, однако, исходя из характера личных отношений между вновь пришедшей к власти династией Палеологов и павшей династией Кантакузинов, можно предположить, что эти связи были чрезвычайно слабыми и Мистра 1355–1382 гг. пользовалась достаточно полной автономией. В частности, латинская политика Мистры, отличавшаяся «духом осторожности»[151] (чтобы обеспечить мир с франками, Мануил даже осуществил политический брак, женившись на Изабелле, дочери князя Галилеи Гюи де Лузиньяна и Марии Бурбонской),[152] и улучшение отношений с папством вряд ли могли быть вдохновлены Константинополем. Тесные связи могли наблюдаться только между Мистрой и константинопольским патриархатом, так как Кантакузинов и константинопольских патриархов этого времени объединяла общая исихастская программа по церковным вопросам. В частности, патриарх-исихаст Филофей Коккинос, который канонизировал Григория Паламу и в своей грамоте от июня 1365 г. хвалил Мануила Кантакузина за его церковную деятельность,[153] был прямым ставленником Иоанна Кантакузина. После смерти Мануила (10 апреля 1380 г.[154]) Мистрой в течение некоторого времени правил его старший брат Матфей, о котором известно только, что он продолжал называть себя императором и скреплять свои письма золотой печатью. Находился в это время в Мистре и сам Иоанн Кантакузин, который здесь и похоронен 15 июня 1383 г.[155]
140
βουλόμενος πάσαν εξουσίαν καί άρχήν ύφ* έαυτω καί ϊς αυτού κληροποιησαι. Pseudo-Phrantzes, ρ. 182.
141
См., например:
144
Ibid., p. 87;
147
Ibid., p. 89;
149
Ibid., p. 358;
152
Ibid., p. 97;
154
155