— Такой-сякой, смутьян! За эти слова всю твою бороду по мелкому клочку выщиплю!
Толкнул ткача.
Глянул Мирон горячо, но стерпел.
— Ладно, не трясись, я взамен этих двух выстрогаю, выточу четыре челнока, — утихомиривает он фабрикантишка деревенского.
— На что они мне твои-то, деревянные? Эка невидаль… Мои были железные, на каточках-поводочках. Железные покупай! Где хошь бери, хоть из-под земли доставай! — требует Щипок.
— И золотые купил бы, да моя-то трудовая медная копейка закатилась в твою семейку, — твердит свое Мирон. — Железа у меня нет, а прочного дерева, так и быть, добуду, сделаю не хуже твоих железных…
Прибрел Мирон домой за полночь. Старуха его, бабка Афанасьевна, за прялкой сидит, пряжу прядет с гребня.
— Что, старик, голову повесил? — спрашивает она.
— Новая беда, старуха, на нас с тобой: два челнока у меня нынче пропало. Опять мы в долгу у Щипка остались… Не Щипок ли плут ту потерю подобрал?.. Буду челноки строгать, — говорит он.
Сел старик на порог, стал мастерить. Режет он, строгает, точит, ниткой примеривает. Устал. Да и темновато в избе. Палец невзначай порезал, большая капля крови спелой земляникой упала на белый березовый шашочек.
— Батюшки, поилец, кормилец, что ты это наделал? Руку порушил? Как теперь пойдешь ткать? — испугалась Афанасьевна.
— Ничего, на живом-то заживет. Дай-ка мне щепоть болотной травки-сушеницы на закрепу да еще охлопочек на повязку, — просит старик.
Сняла старуха с гребня остаток кудели, проще сказать — горстку недопряденного льна, который уж не годится в пряжу, малехонький опрядышек.
— Вот тебе охлопочек, лечись.
Унялась кровь.
Старик положил охлопочек вместе с березовым отонышком-чурочкой в печурочку — такое боковое окошечко в печи.
Спать легли. Обоим не спится, не дремлется с горя. Тужат оба.
— Вот кабы, старуха, был у нас с тобой маленький внучек, уж он бы нам, старым, помог! Плохо нам с тобой жить. Замаял нас Щипок. Сколько ни работаем, а счастье все никак не найдет дорогу к нам в избу, — жалуется старик.
— Ох, дед, не заморозила бы нас зима холодом, не загнала бы нужда в гроб голодом, — охает старуха. Спина у нее разболелась.
Поговорили и уснули. А дверь в избенку у них и привычки не было на засов запирать — немного в избе добра: печь пустая да обгорелый сковородник.
Утром дед Мирон и говорит своей бабке:
— Ты знаешь, что мне привиделось во сие?.. Будто березовый отопок в печурочке за ночь пареньком стал. Нашим, стало быть, помощничком!
— Ну, где уж нам с тобой помощника дождаться, так и станем маяться…
Только это старуха промолвила, а на печке кто-то как чихнет! Дед — туда, а там, не мал не велик, лежит парнишка кудреватенький.
На стене, как раз над голбцем 46 сумка висит. Уж не забрел ли какой бездомничек?
— Эй, ночлежничек, вставай! Слезай с нами картошку в мундире есть! — зовет Мирон.
Проворно слезает с печки мальчонка, такой приглядыш пригожий.
Зато как не бывало охлопочка-опрядыша, не видно и березового отонышка…
Вот так гость!.. Румяненький, волосы, ни дать ни взять, — переяславский ленок — что волнисты, что шелковисты! А сам ростом мал, но складненький.
— Кто это тут у нас ночевал? — спрашивает старик незнакомчика.
— Это я! Ваш помощник, ваш заступник, ваш внучек! — раздается веселый голосок.
— Внучек? А все-таки кто же ты? — удивляется Мирон.
— Я маленький, удаленький, родился со смекалинкой! — отвечает малышок.
— Как же нам звать-величать тебя? — спрашивает дед.
— Так и будем звать — Охлопочек! — говорит Афанасьевна.
— А по батюшке?
— Отонышек! — улыбнулась бабка.
— Охлопочек-Отонышек, а что ты умеешь делать? — еще больше возрадовался старик.
— Все, что ваши мальчишки умеют, то и я умею. Могу дрова колоть, и лен полоть, и прясть, и ткать, и в горелки играть.
— Ну, живи с нами, только у нас больно голодно, — тужит старуха.
— Я сам себя прокормлю и вам добуду, — отзывается Охлопочек-Отонышек.
— Всем ты, парень, хорош-пригож, только вот росточком не взял, — говорит старик.
— Росточком-то? — усмехнулся малец. — Это так кажется, кто меня не знает. Стоит мне на мизинец вот эту пряслицу костяную надеть да в осколочек зеркальный поглядеть, где надо — до стрехи достану, а то захочу — не выше вот этого веретенца стану.
И правда, мал, да удал парнишка. Показывает он костяное колечко — пряслицу, точь-в-точь такую же, что на веретено пряхи надевают, чтобы легче прялось, чтобы прядево шло ровнее, и зеркальце — с ноготь, не больше оно. Не зря, знать, с собой такие вещички носит.