Стихи 350–362 III книги считаются частью наиболее древних фрагментов «Иудейской Сивилл» и звучат очень актуально для эпохи Митридатовых войн:
По мнению ряда исследователей, это пророчество прямо может быть отнесено к событиям периода Первой войны. Более того, один из первых исследователей текста Й. Геффкен считает, что и другие пророчества III книги могут иметь связь с этим временем[52]. Обвинения Сивиллы в адрес римлян хорошо перекликаются с обвинениями их в жадности и корыстолюбии, характерными для официальной пропаганды Митридата (см. ниже).
Понтийское царство поддерживало тесные культурные и политические связи с Птолемеевским Египтом. Известна легенда о статуе Серасписа, которую перенесли из Синопы в Египет еще в III в. до н. э. Египетские культы стали активно распространятся в Понте в I в. до н. э.[53] Предполагался брак между дочерью Митридата и египетским царем, который должен был оформить политический союз между двумя государствами (правда, брак этот не был заключен). Во время войны на о. Кос в руки Митридата попали египетский принц Александр и сокровища Клеопатры. Царевича содержали с соблюдением всех необходимых почестей. Можно догадаться, что среди египетской знати было много сторонников Митридата (кто-то ведь готовил брак), и египетский царь Птолемей отказался помогать Лукуллу кораблями против Митридата. Иными словами, информация о том, что думали в Александрии, у Митридата должна была быть довольно полной.
Интересно, что и римляне ожидали социально-политических конфликтов. Начало гражданской войны и войны с Митридатом совпало с неблагоприятными предзнаменованиями в Риме: «На древках знамен сам собою вспыхнул огонь, который едва погасили, три ворона притащили своих птенцов на дорогу и съели, а остатки унесли обратно в гнездо. Мыши прогрызли золотые приношения, выставленные в храме, а когда служители поймали одну самку, она принесла пятерых мышат прямо в мышеловке и троих загрызла. И самое главное: с безоблачного, совершенно ясного неба прозвучал трубный глас, такой пронзительный и горестный, что все обезумели от страха перед величием этого знамения». Как и положено в таких случаях, обратились к предсказателями, наиболее влиятельными в Италии были в тот момент этрусские толкователи. Они пришли к выводу, что чудо это «предвещает смену поколений и преображение всего сущего»… Особенно воля богов стала ясна, когда «сенаторы, заседая в храме Беллоны, слушали рассуждения гадателей об этих предметах, в храм на глазах у всех влетел воробей, в клюве у него была цикада, часть которой он выронил, а другую унес с собой. Гадатели возымели подозрение, что это предвещает распрю и раздоры между имущими и площадною чернью города (выделено мной. – Л.Н.). Последняя ведь голосиста, словно цикада, а те, другие, – сельские жители, обитающие среди полей» (Plut. Sul. 27). Иными словами, божество предвещало острый социально-политический конфликт. И вскоре этот конфликт развернулся не только в Италии, но и в провинциях.