Правда, в последнем исследовании С.Ю. Сапрыкина наметился некоторый отход от концепции дуализма «эллинства» и «иранства». В работе «Религия и культы Понта» он пытается показать, что, «несмотря на то что понтийские Митридатиды позиционировали себя как наследники персидских царей… как преемники Ахеменидов… в идеологии Понтийского царства прослеживается отчетливая тенденция использовать именно греческие культы для провозглашения величия царей»[11]. По мнению историка, эта тенденция стала наиболее заметна именно при Митридате Евпаторе. Когда царь, «получивший эпитет “Дионис” и объявленный богом, находился на вершине власти, то почитание греческих богов вообще стало подавляющим»[12]. Кажется, что это шаг в сторону тезиса Шелова о преобладающем значении филлэллинского принципа в политике Митридата.
Несколько десятилетий продолжаются исследования Евгения Александровича Молева. В работе «Властитель Понта» автору удалось найти удачное сочетание научной глубины и доступности для широкого круга читателей[13]. Работа Молева построена на анализе событий военной истории – Митридатовых войн. Была ли обречена его борьба с Римом на неуспех изначально, или была возможной альтернатива? – задается вопросом Е.А. Молев и сам же отвечает на него: «Мощь римской республики была неизмеримо выше. А политика Рима на Востоке не оставляла Митридату выбора. Подчинение и превращение во второстепенного правителя, послушного исполнителя, каковыми уже стали его соседи, – вот была его перспектива, с одной стороны, и борьба за подлинную независимость своего государства – с другой. Он избрал последний путь. Но, поступи он иначе, он не был бы тем Митридатом, образ которого оказался столь привлекательным как для минувших, так и для нынешних поколений и который, именно благодаря этому своему выбору, навсегда останется в истории»[14].
Новые подходы к истории Митридатовых войн намечены в работах Кирилла Львовича Гуленкова. В его статьях[15] намечены ключевые точки, которые позволяют найти в событиях неожиданные, на первый взгляд, аспекты. Собранные вместе, они по сути формируют неожиданную концепцию и личности великого царя, и всей эпохи. Историк акцентирует внимание на том, что «Понтийское царство при Митридате VI Евпаторе по своему политическому устройству отличалось как от соседних с ним эллинистических государств Сирии, Пергама, так и от Парфии и Великой Армении. Социальной основой власти царя было не греческое население (как в других эллинистических государствах) и не могущество местной знати, а синтез этих двух начал»[16]. Гуленков ставит крайне интересную проблему – размеры и источники богатства Митридата. Хорошо известно, что царь считался обладателем огромного состояния[17], но как оно сформировалось? «При перечислении и анализе традиционных источников дохода выяснилось, что ни военная добыча, ни накопления предыдущих понтийских монархов, ни налоги не могли составить экстраординарного состояния Митридата VI Евпатора. Главный особо доходный источник был иным – это были торговые пошлины… В результате успешных военно-дипломатических действий Митридату VI Евпатору удалось создать большую державу, уникальное положение которой позволило ему стать «хозяином» всех транзитных торговых путей из Индии и Китая». По мнению исследователя, «монопольное» право Митридата VI Евпатора на обладание торговыми путями вытекало из его владения землями, по которым они проходили. Все возможные торговые пути, связывающие Восток и Запад, проходили через территорию Понтийского царства. Расширив пределы своей державы, Митридат VI Евпатор тем самым перехватил все торговые пути и стал своеобразным генеральным посредником между Востоком и Западом. Теперь ни один товар, провозимый с Востока на Запад (или наоборот), не мог миновать владений Митридата VI Евпатора.
14
15
16